Вспышка нежности - Маргарет Уэй Страница 31

Все завсегдатаи ипподромов только и говорили о Кубке, начиная делать ставки на фаворита. Значительное улучшение физической формы Принца Гонтлитта после возвращения к работе Слоана Грегори не осталось незамеченным в кругах профессионалов. Ходили слухи, что огромный жеребец все еще трудно управляем, и Слоану приходится проявлять чудеса мастерства, чтобы держать его в руках. Никто точно не знал, чему верить. Принц легко выиграл Кубок Брисбена, опередив остальных лошадей на восемь корпусов и преодолев дистанцию в рекордное время для этого забега, бесспорно подтвердив тем самым, что он является великолепным представителем скаковой породы. В путешествии на север его сопровождал приятель — юный Манни Бокселл, восходящая звезда в мире скачек. Методы Слоана Грегори многие считали довольно оригинальными, но всем было ясно, что Бретт Кантрелл и его новый тренер твердо намерены выиграть в этом году главный Кубок.

Дана обнаружила, что у нее совершенно нет времени скучать по отцу, когда он долго отсутствует. Карьера манекенщицы, которую она так неуверенно начала, приобрела невиданный взлет. Теперь Дану наперебой приглашали на показы мод и фотосессии, и ее прекрасное лицо, утончившееся с потерей веса, стало хорошо знакомо подписчикам модных глянцевых журналов. Один день в неделю она работала как модель в Доме Сесиль Маньен, королевы высокой моды Мельбурна. Дане нелегко было забыть ее первую встречу с мадам Маньен.

Девушка была направлена к ней своим агентством в качестве возможной замены Верне Мэттью, топ-модели, невероятно стройной блондинке, которая заявила о своем намерении продолжить карьеру за границей. Мадам Маньен всегда предпочитала, работать с блондинками, и ей рекомендовали Дану. Девушка подходила к Дому моды с некоторым трепетом. Он славился элегантностью и нейтральным сочетанием естественных цветов от белого до коричневого с геометрическими рисунками. На фоне этого нейтрального фона творения Маньен казались грезами. Она была знатоком своего дела и великим художником декорирования, не сразу видимого глазу.

Мадам оказалась маленькой, очень смуглой и слишком полной, с темными волосами, небрежно собранными в пучок, в сером платье-джерси и жакете в тон. Кожа у нее была бледная и тусклая, рот властный. Она выглядела кем угодно, только не выдающимся дизайнером, увлеченно творящим новую моду. Скорее ее можно было принять за искусную маленькую портниху с городской окраины. Однако, когда она начинала говорить, в ее глазах вспыхивала глубокая страсть и напряженная целеустремленность, которые и принесли ей такую завидную репутацию.

Мадам осмотрела Дану со всех сторон, так и этак, одновременно спокойно и взволнованно, затем звенящим контральто стала указывать то, что, по ее мнению, являлось недостатками у ее потенциальной модели. Однажды начав, мадам уже не останавливалась, и Дана слушала молча, в некотором замешательстве. За короткий период работы манекенщицей она привыкла к скупым на комплименты профессионалам, похвалу которых трудно было заслужить. Но оценка ее данных мадам повергла девушку в настоящий шок. Дана подумала с болью, как должна была чувствовать себя Лалли, когда ее называли уродиной. Мадам полностью разгромила ее походку, назвав ее «прогулкой пешком», подробно остановилась на том, что Дана — «сырой материал». Девушка уже собралась по собственной инициативе положить конец этому «собеседованию», но тут мадам внезапно восторженно заявила:

— Но какая кожа, какой стиль! А глаза и волосы просто вдохновляют на создание новой коллекции!

И она начала говорить о вечерних платьях, элегантных и гармонирующих со стилем Даны, а потому потрясающе безупречных. Глаза ее горели почти религиозным фанатизмом. В итоге она велела Дане явиться на следующей неделе.

Лалли была просто в восхищении. Теперь она свободно могла копаться в постоянно растущей косметичке Даны, перебирать шиньоны и дорогие аксессуары, которые были необходимы в профессии манекенщицы. Однажды вечером Дана застала девочку, невозмутимо натягивающую перед зеркалом короткий белокурый парик на свои густые, непослушные темные волосы.

— Это правда! Это все правда! — заявила Лалли своему отражению. — Ты тоже можешь быть красивой!

Заметив Дану, она неловко захихикала и повернулась лицом к подруге, чтобы показать себя во всей красе. Белокурые волосы гармонировали с оливковым цветом ее кожи, придавая личику девочки трогательное очарование.

— Ты выглядишь просто неотразимо, — сказала Дана, улыбаясь, и склонила голову набок, чтобы насладиться результатом. — Я совершенно уверена, что, когда ты вырастешь, тебе встретится замечательный юноша с потрясающими зелеными глазами.

— Весьма вероятно, стеклянными, — добавила с юмором Лалли. — Правда, хорошо? — Она погладила рукой искусственную копну волос. — Можно, я возьму парик в школу? Я хочу быть такой же красивой, как другие.

— Только не в школу, — твердо ответила Дана. — Но я разрешу тебе носить его весь день в воскресенье.

Лалли просияла от радости.

— Ты такая же добрая, как и красивая, Дана. Я даже сказала об этом мистеру Кантреллу, и он знаешь, что мне ответил? Он сказал: «Ты тоже чертовски хороша»! Можешь себе представить? Я запомню это на всю жизнь!

Лалли обхватила себя руками за плечи и запрыгала на одной ноге. Дана слушала свою маленькую подругу вполуха. Она думала о Бретте. Он держался с ней в эти дни довольно равнодушно, а изредка открыто не одобрял ее провожатых. Даже ее похудание согласно инструкциям мадам вызвало его язвительные комментарии вроде того, что они скоро будут вынуждены трясти простыни, чтобы найти ее в постели.

Глаза Лалли удивленно расширились.

— Я не верю, что ты слышала хоть слово из того, что я говорила! — обиженно заметила она.

Дана рассмеялась:

— Конечно же слышала, дорогая. Мелисса Маршалл — ужасная лгунья…

Лалли нашла это убедительным и затараторила вновь:

— Да, и больше того…

Девушка вернулась к собственным мыслям. Неужели она на самом деле такая худая? Или нет?

В половине восьмого Дана была готова к выходу — в этот вечер у нее намечалось свидание. Она была приглашена на новый спектакль с ее любимым артистом в главной роли и чувствовала себя счастливой и возбужденной в одном из творений мадам, показывавшем ее с лучшей стороны. Оно было позаимствовано с выставки для рекламы салона. Дана залюбовалась металлическим блеском черного крепа. Платье было без рукавов, с глубоким V-образным вырезом и расширяющейся книзу юбкой, переходящей в плиссировку. Жакет в черную и золотую полоску дополнял великолепный вечерний наряд.

Как раз когда она направлялась по коридору к лестнице, из своей комнаты вышел Бретт. Дана почувствовала на себе его взгляд, и ее сердце замерло, как от удара. Но она спокойно остановилась, внутренне дрожа под этим сверкающим мрачным взглядом. Она уже не хотела никуда идти, не хотела двигаться с места.

— Этот вырез слишком глубокий, вы не находите? — Его голос был резок.

Кровь прилила к ее щекам.