Блондинки от "Бергдорф" - Плам Сайкс Страница 31

— Как насчет Чарли? — спросила я как-то поздно вечером, когда мы пили коктейли за угловым столиком в баре «Хемингуэй».

— Он так умен! — поспешно воскликнула Джулия. — Все время звонит. Обожает меня. Думаю, Чарли вполне может прилететь. Очень беспокоится о тебе… И не смотри на меня так: нет ничего плохого в том, чтобы иметь сразу двух бойфрендов. Мой шринк считает, что для меня это очень полезно, поскольку я не зацикливаюсь ни на одном из них.

Клиническая депрессия опасно усиливалась. Каждый позолоченный угол этого платного дворца ухудшал мое состояние. Повсюду меня преследовали намеки на смерть. Женщины, накачанные ботоксом и завтракавшие в «Л'Эспадоне», шикарной зеркальной столовой, казались набальзамированными мумиями. Ванна в моей спальне пугала меня своими размерами, и я боялась в ней утонуть. И еще халаты: каждый раз, глядя на чудесные пушистые махровые одеяния персикового цвета с вышитыми золотом буквами «„Ритц“, ПАРИЖ», я думала только о том, как было бы шикарно, если бы меня нашли мертвой в одном из них. До чего же все это трагично: ведь было время, когда столь эксклюзивный гостиничный халат вознес бы меня на седьмое небо. Помню, впервые надев такой светло-серый халат во «Временах года, Мауои», я испытала такие же ощущения, как в тех редких случаях, когда нюхала кокаин. Все очевидно: мне предназначено умереть в халате из «Ритца». Только эта мысль делала меня счастливой в эти дни: я покончу с собой в tres роскошном окружении. Я наконец поняла смысл «Ромео и Джульетты»: легче умереть, чем терпеть боль разбитого сердца. Надену пушистый халат с туфлями от Маноло: я жила в туфлях от Маноло и, честно говоря, хотела бы умереть в них. Наутро я спросила Джулию, каким образом покончила с собой дочь сестры Маффи.

— Героин, — пояснила она. (Я понятия не имела, где продают в Париже героин.) — А тебе зачем? Надеюсь, у тебя не появилось тяги к самоубийству?

— Нет! Сегодня я чувствую себя гораздо лучше, — ответила я. Это, разумеется, было не совсем ложью, потому что теперь, решив умереть, я чудесно себя чувствовала и снова смотрела на жизнь оптимистически.

— Не знаю, почему этим ребятишкам попросту не наглотаться адвила? — заметила Джулия. — Куда легче, чем загнуться от крэка или такой же дряни.

— Адвил? От адвила можно умереть? У меня наверху целая бутылка. Интересно, сколько нужно его выпить?

— Полагаю, все, что больше двух, уже будет передозой, — авторитетно сообщила Джулия.

Ужасно думать, что три маленькие таблеточки от головной-боли могут отправить тебя на тот свет. На всякий случай придется принять восемь. Господи, почему люди не убивают себя чаще, если это так легко?

— Хочешь пойти в «Гермес» сегодня? — спросила Джулия.

— Ты была там только вчера, — напомнила я. — Не находишь, что не мешало бы немного сократиться? Иначе это войдет в привычку.

Если меня скоро не будет на этом свете, я могу сделать только одно — оставить Джулию с полезным моральным наставлением.

— По крайней мере у меня нет такого болезненного пристрастия к «Гарри Уинстону», как у Джолин, — отмахнулась Джулия. — Вот тогда бы я действительно попала в переплет. Так ты идешь или нет?

— Хотелось бы посетить Лувр, — ответила я с невинным видом. — За меня не волнуйся.

Джулия ушла, а я отправилась в спальню. Смерть не будет мгновенной. Сначала мне нужно привести в порядок дела. Такие, как:

1. Мой наряд.

2. Моя предсмертная записка.

3. Мое завещание.

Надеюсь, я достойно подготовлюсь и умру к тому времени, как вернется Джулия. Из «Гермеса» она прямиком отправится на свидание с Тоддом, которое затянется на всю ночь. Джулия редко появлялась в номере раньше шести утра.

Я позвонила в обслуживание номеров и заказала две «Мимозы» и тарелку foie gras. Ничего не скажешь, кое о чем стоит пожалеть: например, обслуживание номеров в «Ритце» столь безупречно, что не успеешь произнести слово «мимоза», как перед тобой уже стоит стакан с коктейлем. И маленькую кнопку справа от ванны, обозначенную FEMMEDECHAMBRE [47], можно нажать, если что-то срочно понадобится, например, пена для ванны или кофе со сливками.

Теперь я, наконец, поняла, почему так обожала стихотворение Сильвии Плат, в котором говорится, что умирание — это искусство, как и все остальное. Я нацарапала прощальную записку на чудесной почтовой бумаге, лежащей в каждом номере. Все должно быть в стиле Вирджинии Вулф: трагично, но остроумно. Она написала лучшую в мире предсмертную записку: очень храбрую, без всякой жалости к себе, и это идеально сработало. То есть все считают ее гением, верно? Я начала писать. Главное — не слишком распространяться.

«Всем, кого я знаю, особенно Джулии, Лоре, Джолин, маме, папе, горничной Клуэс, которая, надеюсь, не воровала мои личные вещи в отличие от дворецкого принцессы Дианы; моему бухгалтеру, у которого прошу прощения за то, что так и не заплатила ему полторы тысячи долларов за составление налоговой декларации, и Полу из „Ралфа Лорена“ — у него, чистосердечно признаюсь, я стащила в прошлом сезоне лишний кашемировый свитер…»

Я еще не успела передать приветы знакомым, а записка уже длиннее списка гостей в том же «Ритце». Я продолжала:

«К тому времени как вы будете читать это, я уже уйду навсегда. Я tres счастлива на небесах. Жить с разбитым сердцем — слишком мучительно для меня, и я больше не хочу обременять всех вас. Надеюсь, вы понимаете, почему я это сделала: для меня невыносима мысль об одиночестве. И об унижении, когда я думаю о том, что меня больше никогда не посадят за хороший столик в „Да Сильвано“».

О «Да Сильвано» я упомянула ради Джулии. Она будет искренне сочувствовать мне, потому что тоже покончила бы с собой, если бы ей не удалось раздобыть угловой столик.

«Я люблю вас, тоскую по вас. Попрощайтесь за меня со всеми в Нью-Йорке. С любовью, Moi, XXX».

Далее настала очередь завещания. Вы поразитесь, узнав, как это легко, когда хорошенько все обдумаешь. Завещание гласило:

«ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ И ЗАВЕЩАНИЕ БЛОНДИНКИ (БРЮНЕТКИ) ОТ „БЕРГДОРФ“

Моей мамочке — следующий сеанс осветления у Ариетт. Если даже это совпадет с чем-то действительно важным, вроде моих похорон, придется лететь в Нью-Йорк, потому что обычному человеку к Ариетт не попасть.

Мои дисконтные карты: „Хлоэ“ (минус тридцать процентов), „Серджио Росси“ (минус двадцать пять процентов: не слишком выгодно, но все же стоит того, если купить две пары обуви), „Скуп“ (пятнадцать процентов: ужасные жмоты, но КБК имеет там личного закупщика, и, может, если подружишься с ней, она будет делать покупки и для тебя). Мамочка, ты выглядела бы самой красивой, если бы только платила кому-то за подбор одежды.

Моему отцу: аренда на мою нью-йоркскую квартиру, чтобы было где скрываться от мамочки.

Джолин и Ларе: незарегистрированный телефонный номер „Пастис“: 212-555-7402. Просите шестой столик рядом с тем, где обычно сидит Лорен Хаттон. Упомянете мое имя, иначе заказ не примут.