Жизнь как загадка - Мишель Кондер Страница 31

Одно дело – врать Тиджею и Декстеру об их отношениях, совсем другое – обманывать семью Валентино. Она не думала, что Тино расстроится, если она скажет правду.

– Нет, Валентино точно в меня не влюблен, – задумчиво произнесла она.

– Ох, я бы не была так в этом уверена. Может, он и не говорил…

Миллер взяла Катрин за руку:

– Я встретила Валентино всего неделю назад. Единственная причина, по которой я оказалась здесь, – это долг перед ним: он помог мне разобраться с одной ситуацией, сделав вид, что он мой парень. – Она увидела, как глаза Катрин загорелись любопытством, и покачала головой. – Не спрашивай. Это долгая история. В общем, потом я заболела, Валентино мне помог и… Теперь я здесь. Но собираюсь уезжать завтра.

Взгляд восхитительных серо-голубых глаз Катрины остановился на ней.

– Но ты ведь что-то чувствуешь к моему брату?

Миллер пожала плечами. Не было смысла отрицать то, что было очевидно Катрине.

– Как и остальные женщины мира.

– А, так ты такая же, как и он? – спросила Катрина с едва уловимым упреком.

Миллер вопросительно вскинула бровь.

– Привыкла смотреть на отношения легко? – уточнила она.

– Нет, ты ошибаешься. Я ни к чему не отношусь легко. – И Миллер рассмеялась над собой. – Я слишком серьезна. Один из моих недостатков.

Катрина состроила гримасу:

– Знаю, мой брат иногда бывает слишком погружен в себя и недосягаем, но не нужно сдаваться. Он так долго защищает себя от новых ран, что это стало для него второй натурой. После смерти нашего отца он изменился, и теперь…

– Снова разбалтываешь секреты нашей семьи, Катрина? – Язвительный голос жестко прервал страстную речь Катрины, и Миллер поежилась.

Тино стоял сзади, широко расставив ноги, впечатляющий в своем великолепном, дорогом пиджаке. Так он выглядел небрежнее и сексуальнее, чем в джинсах и футболке.

– Привет, братик. Хорошо проводишь время? – весело поздоровалась Катрина.

– Нет. И мне пора идти. Встретимся завтра на гонке. Миллер?

Он протянул руку, и Миллер пришлось за нее взяться, но только потому, что она не хотела устраивать сцену перед его сестрой.

– Приятно было познакомиться, Катрина.

– Взаимно. – Катрина прильнула поближе. – И не позволяй его скорлупе сбивать тебя с толку. Он такой нежный под ней.

Ох, Миллер знала, как сильно Катрина ошибалась. Валентино мог ранить ее так, как никто другой, и ее раздражало то, что она самостоятельно подарила ему эту возможность. Это было ее ошибкой. Глупой ошибкой. Он был честен с ней с самого начала.

На полпути из зала Миллер высвободила руку:

– Я останусь здесь. Ты не против?

– Почему?

«Потому что не хочу идти с тобой наверх, когда ты в таком настроении и можешь разбить мое сердце».

– Мне и здесь хорошо.

– Я не хочу, чтобы ты говорила с членами моей семьи обо мне или о моем отце, – холодно произнес он.

Дело было совсем не в усталости или подготовке к завтрашней гонке: он решил, что Миллер все еще пыталась выведать его тайны у членов семьи.

– Я ни о чем не спрашивала Катрину. Она предположила, что ты питаешь ко мне какие-то чувства. Мы оба знаем, что это не так. Я рассказала ей правду. Вот и все.

Валентино снова схватил Миллер за руку и отвел в сторону, пропуская проходящую мимо пару.

– Зачем ты это сделала?

Миллер испугалась его грозного взгляда, но постаралась скрыть свой страх.

– Потому что я не хочу врать твоей семье.

– Мы перестали строить из себя пару после того, как переспали, и ты знаешь это, – прорычал он.

Миллер преисполнилась надежды, и сердце ее замерло. Неужели Тино имел в виду нечто большее, чем фальшивые отношения? Неужели его тяжелое настроение было вызвано лишь любовью к Миллер, выразить которую он был не в состоянии?

– Ну а что же мы тогда делаем? – Она чувствовала, как дыхание замирает, но ничего не могла с этим поделать.

Он откинул назад волосы и в замешательстве взглянул на толпу блистательных девушек за ее спиной.

– Не знаю. Развлекаемся?

«Развлекаемся? Глупое, отчаянное сердечко», – с грустью подумала Миллер.

– Слушай, извини меня. У меня был ужасный день, и я не хочу, чтобы ты говорила о моем отце. Он погиб на гонках. Всем неплохо бы смириться с этим и начать жить дальше, – продолжал Тино.

– То есть поступить, как ты?

Он сердито посмотрел на нее:

– Обойдемся без психоанализа, Миллер. Ты не знаешь меня.

– Только потому, что ты привык надежно прятать все свои чувства.

Она подумала, что Тино рассмеется ей в лицо, сведет все к шутке. Но он не стал так делать, и Миллер поняла, насколько же подавленным он был на самом деле. Ей стало тяжело дышать. Она не хотела ссориться с Тино сейчас, когда на носу была важнейшая гонка в его жизни.

– Валентино, твоя сестра не имела в виду ничего плохого. Она пыталась меня приободрить, потому что была уверена: ты всего лишь прячешь свои чувства.

Такой же вывод она сделала после прогулки в парке.

– Глупости.

– Разве? – мягко спросила Миллер, а ее сердце было готово выпрыгнуть из груди при виде этого прекрасного мужчины, привыкшего молча переживать свою боль. – Или, может, все из-за того, что ты веришь, будто отец не любил тебя достаточно для отказа от гонок? Я знаю, тебя беспокоит завтрашнее соревнование, и слышала достаточно, чтобы понять: ты все еще зол на него. – Внезапное озарение посетило Миллер, когда она вспомнила, как отстраненно Тино держался с матерью: с человеком, которого, вне всяких сомнений, горячо любил. – Может, даже на мать. Хотя я не уверена в причинах.

– Не путай проблемы своей семьи с моими, Миллер, – жестко ответил Тино.

Миллер ахнула.

– Это очень грубо. Моя мать делала все, что в ее силах. Ты открыл мне глаза. Я всю жизнь следовала ее мечтам, но в этом нет ее вины. Тут только моя ответственность. Я не должна была забывать о творчестве. Я сделала это по своей воле, на тот момент мне это казалось правильным. – Миллер чувствовала себя так, будто Тино полоснул ее ножом и оставил истекать кровью. – Да уж, я засиделась у тебя в гостях, так что ты…

– Не уходи.

Комок встал в горле Миллер, и ее трясло. Она должна была скрыться до того, как признается в чем-то, о чем будет жалеть.

– Я устала.

– Нет, не сейчас. Вообще. Завтра. Уволься и отправляйся со мной путешествовать. На следующей неделе мы поедем в Монако.

Миллер уставилась на Тино в недоумении. В голове роем закружились счастливые предположения. Он не был полностью расслаблен. Неужели Тино говорил серьезно?