Анатомия любви - Дана Шварц Страница 31

– Мисс Синнетт, – сказал парень, широко, до клыков, улыбнувшись. – Или правильнее будет леди Синнетт? В любом случае мы, похоже, снова встретились.

– Достаточно просто Хейзел. К сожалению, я не получила удовольствия запомнить ваше имя, поскольку вы так и не потрудились его назвать.

Парень усмехнулся и подмигнул, хотя, может быть, просто прищурился, когда садящемуся солнцу удалось проникнуть в переулок с Хай-стрит и осветить их обоих по-осеннему бледными и слабыми лучами.

– И не получите. Нечасто я встречаюсь с такими великосветскими леди, как вы, поэтому не вижу смысла в этих расшаркиваниях.

– Но мы-то уже встретились. Причем дважды, – возразила Хейзел.

– Ха, да разве это встреча, коль я не назвал вам свое имя? – подначил он, на этот раз действительно подмигнув.

Хейзел почувствовала, как откуда-то изнутри к груди поднимается непривычная волна тепла, и всю ее охватывает ужасное волнение, подобное тому, что она раньше чувствовала, лишь ожидая результатов очередного эксперимента. Словно чувство предвкушения, желания узнать, что же будет дальше, смешалось с ощущением, которое бывает, когда выпьешь бокал шампанского на пустой желудок.

Парень протянул руку, и Хейзел приняла ее.

В тот момент, когда их руки соприкоснулись, пузырьки воображаемого шампанского внутри у Хейзел рванулись вверх с неистовой силой. Это походило на гальванизм, на электрический ток Гальвани – невозможно было сравнить это ни с чем другим – разряд молнии, прошедший от его руки в ее и ударивший прямо в сердце.

– Рад снова встретить вас, Хейзел Синнетт, – сказал он, пожимая ее руку. Его собственная оказалась так велика, что ладонь Хейзел в ней почти утонула.

У входа в переулок, там, где он выходил на Хай-стрит, появился еще один парень и, сложив ладони рупором, крикнул:

– Эй! Каррер! Хорош флиртовать! – На вид он был старше ее сероглазого знакомого, но ниже и коренастее, словно его тело состояло из сплошных мускулов. – Ты получил задаток, да? Давай мне половину, и я отправлюсь в паб. Богом прошу, Джек, приятель, не томи душу. Бейли из «Герба» больше не дает мне в долг, а мне страсть как хочется выпить чего покрепче!

Джек со стоном отпустил руку Хейзел.

– Проклятье, Мунро! Деньги у меня. Просто ступай в паб и скажи Бейли, чтоб записал твой первый стакан на меня. Давай, живо!

Джек изо всех сил избегал взгляда Хейзел, и щеки его пылали от смущения.

Мунро, чье лицо не выражало особой уверенности, все-таки скрылся за углом. Джек проследил за тем, как он уходит, а затем повернулся и увидел, что Хейзел разглядывает его, подняв бровь.

– Джек… Каррер, так?

Джек Каррер, сероглазый парень, отвесил ей преувеличенно глубокий поклон.

– К вашим услугам.

Хейзел заметила черноту под его ногтями и грязь, налипшую на подошвы башмаков. Она посмотрела на табличку Анатомического общества, а затем снова на Джека.

– Ты же расхититель могил, так?

Джек выпрямился, в свою очередь подняв бровь.

– Нет, – возразил он. – Нет, нет, нет. Никогда не грабил. Всегда слежу за этим. Видишь ли, если не брать из могилы ничего, кроме тела, то и привлечь за грабеж тебя не смогут.

– Так, значит, ты – похититель тел.

Джек оглянулся, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. Но в тупике они были одни, дверь Анатомического общества крепко заперта, а переулок позади них – пуст. Тогда он наклонился к ней.

– Мне больше по душе «воскрешатель». Звучит более романтично, тебе не кажется?

– Так вот откуда тебе известен черный ход в анатомический театр. Ты им продаешь тела. Докторам.

– Иногда.

Хейзел снова осмотрела его с ног до головы, теперь уже более внимательно. На вид он был ее ровесником, может, чуть старше. Во время разговора его тонкие пальцы все время сжимались.

– И сколько ты просишь за это? – спросила она. – За тело.

– По-разному. А ты хочешь прикупить одно?

– Возможно, – ответила Хейзел. – Доставишь?

4 ноября 1817 года

Генри-стрит, дом № 2

Бат

Дорогая Хейзел,

Твой брат Перси слег с простудой. Весь день он страдает от насморка, а потом половину ночи не спит из-за кашля. От этого мое бедное сердце разрывается. Я вожу его на горячие источники дважды в день, и аптекарь прописал ему лауданум для сна. Прошу тебя, помолись Господу нашему о нем и его скорейшем выздоровлении. Проклятая простуда!!!

Твоя мать, леди Лавиния Синнетт

18

Хоторнден-касл был построен на вершине каменистого холма, и, свернув на узенькую тропу, уводящую вниз и влево от главного входа, можно было наткнуться на небольшую деревянную дверь, врезанную прямо в холм под замком. Дверь была облезлой, выгоревшей на солнце, разбухшей от дождей и тумана – почти незаметной в темную, безлунную ночь, – с зарешеченным окошком на уровне глаз, которое с клацаньем открылось, стоило Джеку постучать.

– Кто это? – спросил голос изнутри.

Женский голос, голос Хейзел, звучавший с притворной уверенностью и наигранной грубоватостью, призванной отпугнуть глупцов, рискнувших проникнуть внутрь.

Джек поднял фонарь, который держал в руке, освещая лицо.

– Не глупи, это я. Кому еще известно, как посреди ночи найти тайную дверь, ведущую в чертову пещеру, что ты вырыла прямо под замком?

– Назови пароль!

– О… э-эм… – Джек кинул взгляд на ладонь, где он был записан чернилами. Но буквы расплылись от пота. – Морто… вивиос… бо… Нет, постой. Что-то с доками?

Хейзел вздохнула и с трудом открыла тяжелую, скрипучую дверь в темницу.

– Mortui vivos docent.

Джек прокатил тачку мимо Хейзел прямо в подземелье.

– Прошу прощения, я прогуливал уроки латыни в Итоне.

Хейзел пришлось вжаться в сырую стену, чтобы не угодить под колеса.

– Зато определенно посещал уроки этикета.

Джек дотолкал тачку до места и опустил ручки. Шумно выдохнул и вытер пот со лба, оставив чернильные разводы.

– Mortui vivos docent, – повторил он. – И что же это значит?

Хейзел уставилась на темную массу, лежащую под покрывалом на тачке Джека.