Мой бывший муж - Оливия Лейк Страница 31

Я отбросил пустую бутылку и поднялся. Что-то не оросило даже? Так, блядь, что у меня еще есть выше 40 градусов? «Macallan» пятидесятилетний подойдет, коллекционное издание, между прочим. Откупорил со знанием дела и залпом три больших глотка – чтобы повело, наконец! Внутри горечью дымной прошило, и я поменял место дислокации, в низкое квадратное кресло упал.

А мы ведь не были идеальным. Претензии, упреки, ссоры – все присутствовало в нашей семье. Измен только не было. Катя не пилила, но задолбать своей принципиальностью могла не на шутку.

2015 год, Москва

– Дим, зачем ты с ним дела ведешь?! – взвилась Катя, когда домой пришли. Ника сегодня у моих родителей с ночевкой, поэтому можно орать. Бля, лучше бы дочка дома с няней ждала, ей богу. – Этот Ковальских время тянет и деньги! Ты что, не понимаешь?!

– Не учи меня бизнес делать, деточка, – я все еще пытался быть на лайте. Нихера не понимала в вопросе, но нос свой очаровательный всунуть пыталась и претензии несостоятельные предъявить. – Давай ты заткнешься, и мы не поссоримся, ок?

– Сам затыкайся! – огрызнулась, отстегнув крупные золотые серьги. – Ты потакаешь их коррупционным схемам. Они же тебя потом за яйца держать будут: шаг влево, шаг вправо…

– Кать, я с детства во всей этой хуете. С детства! У нас по-другому дела не делаются. Хочешь жить хорошо – вертись!

– Можно жить нормально и не бояться, что к тебе маски-шоу заявятся.

– Что ты, что ты! – ехидничал я. – Катерина Принципиальная белое пальто надела!

– Не паясничай, – дернула головой Катя.

– Ты тоже давно не Мальвина в майке из масс-маркета и дешевых шортах. Из Гумов с Цумами не вылезаешь, – и выразительно стройную фигуру руками в воздухе очертил. В платье дорогущем, брендовом, одних украшений миллиона на два на ней, не считая пары серёг, которые снять успела. Лакшери женщина, из дорогих московских гостиных выпорхнувшая. Три года женаты, и Катю Румянцеву не узнать. Екатерина Алексеевна Полонская собственной персоной! Правда, внутри все та же вредная характерная сучка!

– Я так выгляжу, чтобы тебе соответствовать, – у нее задрожали ресницы даже, только это не признак слез, нет, это Мальвина едва сдерживалась, чтобы не взъяриться как море-океян!

– Да ты можешь хоть голой ходить, Кать. Не надо мной прикрываться. Тебе все нравится.

– Хорошо, – слишком легко согласилась, – буду ходить, как удобно, – и сорвала с руки браслет, затем колье и несколько колец, кроме обручального. – Деньги экономить тебе буду. На взятки, – и платье порывисто стянула, ногой в мою сторону отшвырнув.

Длинные ноги, плоский живот, высокая грудь, светлые волосы собраны в пучок и не закрывали совершенства женского тела. Роды не испортили Катю мою. Наоборот, из угловатой юной девушки сделали изумительную сексуальную женщину.

– Трусы снимать? – вызывающе вскинула голову, оставшись в крошечных золотистых стрингах. Глаза молнии метали, грудь вздымалась. Так, а мы вообще о чем? Я устроился на высоком стуле, с возбужденной жадностью следя за порывистостью своей Мальвины.

– Снимай, – медленно кивнул, с трудом удерживая желание болты на брюках расстегнуть и член освободить. Тесно мне.

– Я обижена, вообще-то, Полонский.

Катя всегда очень чутко перемену во мне улавливала.

– Я тоже. Давай обижено потрахаемся, м?

– Дим, – шепнула едва слышно и задрожал подбородок все-таки. Я подскочил к ней, прижал ласково. – Я так люблю тебя. Я переживаю. Не верю им… Боюсь за тебя. – Катя в шею мне носом уткнулась, нежно так, сладко. – Прости, что устроила головомойку.

– Да ладно, любовь моя, – хищно улыбнулся. – Ты продолжай, а я посмотрю.

– Ругаться или раздеваться? – и рукой по напряженному паху провела.

– Меня раздевать. – Она потянулась к бабочке, губы близко так. – Катя, я люблю тебя, – прихватил нижнюю, – ничего не бойся.

Воспоминание о горячей ссоре огнем по венам побежало, только нет ее рядом. И не будет уже. Ушла Мальвина. Не моя больше.

– Пропала Мальвина, невеста моя, – я отбросил бутылку виски и нетвердой походкой к бару пошел, вспоминая припев старой песни. Даже Баян до кастрации не орал так, как я сейчас петь начал. – Он-ааа уу-беежала-аа в чужие края. Бухаю, не знаю, куда мне податься, – я достал бутылку старой-доброй «Белуги». Если и водка коня бешеного не свалит, тогда не знаю даже.

Я держался на ногах уже не так твердо, но до кровати дойти получилось. Забрался с ногами, прямо в обуви – по-свински так, теперь я одинокий мужчина, могу себе позволить. Пил из горла, но курить не стал. В прокуренных местах даже пьяным спать неохота.

Случайно увидел, что телефон беззвучно трясется, ударил по экрану трижды, прежде чем громкая связь включилась.

– Вадим, я тебе уже час звоню. Все нормально? – обеспокоенно спрашивала Вика.

– Угу, – походу, это мой словесный максимум. О, и мама, кажется, звонила.

– Я через час из Сочи вылетаю, может, встретишь меня?

– Угу.

А что? Почему бы и нет?! Я поднялся рывком, постоял и понял… Я в говно. И мордой в хлопковые простыни рухнул. Пока, земляне.

Очнулся глубокой ночью, ну или солнце погасло к херам. В висках резь, изо рта воняет, мир до темной прорехи в глазах сузился. Я даже одежду не снял. Хм… Заглянул под одеяло… Под одеяло? Я был раздет, без обуви и головой на подушке.

– Очнулся? – с горчинкой оборонила Вика, тихо-тихо.

– Ты как здесь?

Она только невесело хмыкнула.

– Отмечал? – спросила вроде, но мы оба понимали, что я точно не праздновал.

– Да.

Она легла и к боку моему прижалась всем телом. В щеку поцеловала и глаза закрыла. За что она так добра ко мне? Думаю о другой, перегаром несет, даже ботинки и те сам не снял! Резко глаза зажмурил и ее в медную макушку поцеловал. Я потерял любовь всей жизни. Официально разведенный. Но жизнь идет, и мне вместе с ней нужно…