Второй медовый месяц - Джоанна Троллоп Страница 31

— Совсем как с подарками, — отозвалась Кейт, жадно поедая салат с анчоусами нисуаз. — Люди дарят только то, что им хочется дарить. Этакая условная щедрость.

— Точно.

— С другой стороны, а как иначе? Я хочу сказать, если уж кому-то помогаешь, то делаешь это по своему разумению. Невозможно помогать только так, как надо тому, кто принимает помощь, иначе замучаешь его вопросами, выясняя каждую мелочь, а это негуманно.

Роза понаблюдала, как Кейт накалывает на вилку филе анчоусов.

— Твоему аппетиту можно позавидовать.

— Умираю с голоду. Каждые два часа. Особенно тянет на соленое. Ты будешь доедать оливки?

Роза подвинула ей тарелку.

— У мамы голос был такой сиротливый.

— А разве лучше было бы, если бы она сердилась? Или обижалась?

— Лучше: не так сильно грызла бы совесть.

— Если родится девочка, — сказала Кейт, — клянусь, я никогда не буду внушать ей чувство вины.

— По-моему, у женщин оно возникает само собой. Даже если для этого нет причин. Вот смотри: Мэтт с подружкой только что разбежались, и хотя он подавлен, виноватым себя не чувствует. А она — наверняка, могу поспорить.

Кейт перестала жевать.

— Какой ужас! Несчастные…

— Да.

— И все из-за ее амбиций?

Роза вздохнула.

— Понимаешь, она зарабатывает вдвое больше, чем он.

— Можешь мне поверить: она все равно боится, что из-за успехов ее никто не полюбит, — заявила Кейт.

Роза утащила у нее с тарелки помидорку черри.

— Неудачницам тоже не очень-то везет в любви.

Раскладывая вещи, она размышляла, можно ли считать переезд к тетке признаком неудачливости. Если под успехом понимать финансовую независимость — тогда да. А если тебе все равно есть кому излить душу — тогда, наверное, нет. Полную охапку обуви ока свалила кое-как в глубину шкафа. Туфли и ботинки выглядели убого, с тем досадным и неустранимым оттенком убожества, который всегда присущ ношеной обуви. А если Вивьен заглянет в комнату Розы, пока та на работе — неприятно, но не исключено, — то наверняка пожелает увидеть вещи постоялицы в полном порядке, хотя бы в благодарность за приют. Роза нагнулась, зарывшись головой в висящую на плечиках одежду, и начала расставлять обувь попарно.

Внизу, в прихожей, зазвонил телефон. Вивьен до сих пор пользовалась стационарным аппаратом со шнуром. Кремовый, пластмассовый, он стоял на столике с полочкой для телефонных справочников, блокнота и стакана с ручками. Болтая по телефону, Вивьен рисовала в блокноте губки и глазки, губки бантиком и глазки в обрамлении густейших ресниц; все они словно плавали по странице и вели собственную призрачную жизнь.

— Алло! — донесся до Розы голос Вивьен — совершенно отчетливый, хорошо слышный через закрытую дверь даже на другом этаже.

— А-а, — голос Вивьен радостно повысился, — это ты, Макс!..

Роза поднялась к колен и на цыпочках приблизилась к двери, забыв про красную баскетбольную кроссовку в руке.

— В субботу, в субботу… — продолжала Вивьен. — Сейчас попробую. Надо взглянуть… — И она рассмеялась: — Точно! Словно из позапрошлого века. Но ты же меня знаешь. Я даже видеомагнитофон не освоила. Мой предел — бумага и ручка.

Снова зашуршали страницы.

Потом Вивьен продолжала:

— В субботу я работаю. Да, придется. Элисон едет на выходные на какой-то литературный фестиваль. Макс, я… да, вечером будет в самый раз. Боже мой! Ты приглашаешь меня на ужин? А что говорит на этот счет этикет, если мы расстались? — Она снова рассмеялась, а затем сказала с неподдельной лаской в голосе, которую Роза мгновенно распознала: — Ты ничуть не изменился. До субботы.

Щелкнула положенная на место трубка, после краткой паузы каблучки Вивьен как-то особенно задорно процокали по дощатому полу прихожей. Роза перевела взгляд на кроссовку в своей руке. Эти кроссовки ей подарил Джош. Точнее, собирался подарить, пока не обнаружил уже у кассы, как всегда бывало, что ему нечем платить за покупку, не считая мятой пятифунтовой купюры и горсти мелочи. Роза заплатила за кроссовки сама, а он купил ей на ту самую мятую пятерку единственную желтую розу — такую громадную, на таком длинном стебле, что всю дорогу домой на нее пялились в метро. Без достойного повода, чаще романтического, столь броские розы не дарят. Роза уронила кроссовку на ковер. Повод и вправду был, только совсем другой: она заплатила за еще одну ненужную ей вещь.

Ожил ее телефон, валяющийся на одной из двух кроватей, в куче носков и колготок. Роза взглянула на экран и нажала кнопку.

— Да, мам.

— Дорогая, как твои дела? — спросила Эди.

Роза огляделась. Несмотря на обилие ее вещей, дух Вивьен здесь по-прежнему был неистребим.

— Прекрасно.

— Я только хотела узнать, — как ни в чем не бывало продолжала Эди, — ты не поможешь мне с приемом?

— В каком смысле?

— Мне надо пригласить на ужин двух членов нашей труппы. Чтобы помочь им поладить — ну, ты понимаешь. Режиссер попросил.

— А я думала, режиссеры для того и существуют.

— Да, только не наш. Так ты приедешь? Поужинаешь с нами и поможешь развлечь гостей?

Роза нахмурилась, уставившись на свои носки.

— Когда?

— В субботу. Ты в субботу не занята?

— Нет. — Роза зажмурилась. — Не занята.

— И ты придешь?

— Ммм…

— От тебя ничего не потребуется. Не будет ни расспросов, ни уговоров. Обещаю.

— Но я никогда не смотрела Ибсена…

— Не имеет значения. Ну пожалуйста!

Роза открыла глаза. Конечно, можно было бы остаться здесь, сидеть перед телевизором Вивьен и смотреть всякую чушь, которую обычно гоняют по субботам, когда сама Вивьен улизнет, окутанная облаком духов и предвкушения. Интересно, насколько тоскливым будет этот вечер?

— Ладно, — сказала Роза.

Черил Смит явилась на званый ужин в алых атласных джинсах, заправленных в ее пиратские сапоги, и черном свитере, сползающем то с одного, то с другого плеча настолько откровенно, что Рассел задумался, сможет ли забыть об этом зрелище хоть на минуту. Черил дружески поцеловала его, оставив на щеке лоснящийся вишневый след губной помады, сообщила, что Рассел однажды здорово помог ее другу, Митчу Моррису, о котором сам Рассел слышал впервые, и пообещала как-нибудь заглянуть к нему в офис.

Он подал ей бокал красного вина.

— Двери моего офиса открыты для всех, у кого есть талант, кто готов работать и отдавать мне десять процентов гонорара.

Она рассмеялась и залпом отпила полбокала.