Чужая невеста - Ирина Волчок Страница 31

Алексей знал, что такое строительство дома в деревне. Да еще в деревне, к которой не всякая машина может пройти по этим черноземам. Да еще в самый разгар лета, когда рук не хватает и на собственное хозяйство. Да еще держа глухую оборону против мягкой, тактичной, даже ласковой, но непрерывной атаки Ксюшкиных стариков. Деда и бабку ужасали масштабы начатого строительства, они даже спрашивать боялись, сколько все это должно стоить, и постоянно пугливо подсказывали Алексею, что вполне можно обойтись без того, например, или того, без пятого и десятого. Алексей и сам жал, как мог, чуть ли не каждую копейку Ксюшкиных миллионов, но ее волю отстаивал насмерть: будет все так, как она сказала, и ни шагу назад. Дед с бабкой вздыхали, обреченно соглашались, а через полчаса отыскивали его снова, чтобы поделиться очередной блестящей идеей экономии лишних двух-трех сотен. Мало того, так Алексей однажды застукал Ксюшкиных стариков, когда они бухтели строительной бригаде что-то в том смысле, что вот здесь и вот здесь можно бы и попроще… После этого Алексей дал рабочим жесткую установку: слушать только его. И долго еще проверял чуть ли не каждый вбитый гвоздь, каждый шов в кирпичной кладке, каждую уложенную половицу… Правда, со строителями повезло. Строила дом для Ксюшкиных стариков Ольгина фирма — точнее, Курский филиал ее фирмы. Ольга — строитель! Еще одна неожиданность, размывающая его первоначальное представление о ней. Он-то думал, что эта крутая москвичка «Мерседесами» торгует. Или, например, алюминий на запад гонит. Или какие-нибудь ананасы из Африки возит… Ну, что-нибудь в этом роде, как все эти их позорные фирмы. А она, оказывается, дома строит! И очень неплохо строит, надо признаться. Дороговато, конечно. Но Ксюшка сама Ольгу выбрала. И все будет так, как хочет Ксюшка. Да к тому же Алексей не справился бы с такой стройкой один: в это время года даже хороших рабочих найти — и то проблема на месяц, если не больше. Не считая стройматериалов. Нет, это хорошо, что Ольга строит.

Но уставал он все равно ужасно. Спал весь этот сумасшедший месяц не больше четырех-пяти часов в сутки, стесал новую резину на своей «Ниве» до корда, гоняя от фермы до Колосова, от Колосова до Курска и обратно, взял на ферму еще двух работников под начало Игореши, сам запахивался так, что несколько раз засыпал, не успев раздеться, похудел и почернел до такой степени, что мать стала следить за ним тревожными глазами и набивать «гостинчиками» корзину вдвое больше прежнего. Алексей и сам понимал, до какой степени умотался, но остановиться и на минуту не хотел. Да и не мог. В нем гвоздем сидела одна мысль: как только дом будет закончен — тут же приедет Ксюшка. Он точно знал, когда она должна приехать, это с самого начала было известно. Это Люба с Костиком могли приехать раньше или задержаться — все зависело от того, как там получится с этой операцией. А Ксюшка в любом случае приедет шестого августа. Так она сказала. Она сама сказала. И Ольга так сказала. А Ольга знает, она сама устроила Ксюшке это приглашение от своих американских знакомых. До шестого августа. А потом Ксюшка приедет… И прямо в новый дом. К шестому августа новый дом будет уже готов.

Все это он знал, но параллельно этому так же твердо знал, что если дом будет готов раньше, то Ксюшка раньше приедет. Вот это параллельное знание и загоняло его в лихорадочный ритм, а он загонял в тот же ритм рабочих, и даже мать с отцом по мере сил включились в строительство, и даже Ксюшкины старики в конце концов смирились с ужасающими масштабами и стали потихоньку помогать — мусор вынести, окна вымыть, гравий на дорожке разровнять…

Дом был готов за неделю до Ксюшкиного приезда. Совсем готов, до мелочей. В пятницу к вечеру привезли мебель, которую Ксюшка еще до отъезда в эту проклятую Америку сама выбрала, вместе с мебелью привезли занавески на окна, несколько светильников, покрывала на постели и большой дорогой ковер. И цептеровскую посуду. Все, финиш. Алексей обошел комнаты, потрогал деревянные панели, покрытые прозрачным лаком, посмотрел в окна, выходящие в старый сад, постоял на веранде, глядя на огромный новый нейлоновый гамак, привязанный между двух деревьев… Ксюшка, где ты? Ксюшка, я все сделал. Ксюшка, мне больше нечего здесь делать. И если ты сейчас же не приедешь, я сойду с ума.

— Алеша! — Ксюшкина бабушка торопливо шла к нему, размахивая какой-то бумажкой. — Алеша, Ксюша прилетела! Завтра здесь будет!

Алексей шагнул ей навстречу и вдруг сел на верхнюю ступеньку крыльца, уткнулся лбом в колени и обхватил голову руками.

— Алеша! Ты чего это? — растерялась Ксюшкина бабушка. — Алешенька, случилось чего?

Он поднял на нее невидящие, почти испуганные глаза и тревожно сказал:

— Тетя Катя, мы, конечно, что-нибудь не успели.

— Что не успели? — не поняла та. — Ничего, до завтра еще далеко, все успеем. Да и готовить-то особо много не надо, все свои будут. Вот разве пирог испечь?.. Верно, пирог испеку. Не бойся, все успеем.

— Нет, мы точно что-то не успели, — Алексей опять вскочил, оглядываясь вокруг, бесцельно пошарахался по веранде и пошел в дом, вполголоса бормоча: — Мы наверняка что-нибудь не успели… Мы обязательно что-то забыли… Тетя Катя, что мы не успели?

Он шел по дому, трогая пальцами светлые деревянные панели под прозрачным лаком, выглядывая в окна, выходящие в старый сад, на ходу зачем-то включая и выключая свет в каждой комнате, открывая и закрывая краны в ванной… Она семенила за ним, машинально повторяя его действия, и тоже вполголоса бормотала озабоченно:

— Да нет, все успели… Вроде бы все… Шторы задерни… Вот, хорошо. Да нет, все успели. Пирог испеку. Сметанник. Ксюшка сметанник любит. Все успели…

Так они дошли до Ксюшкиной комнаты, и Алексей встал как вкопанный, замолчал и принялся напряженно осматривать каждый сантиметр светлых деревянных полов с выжженным узором из виноградных листьев, каждую ниточку белых льняных штор, закрывающих дверь на балкон, каждый стежок на тканом покрывале, брошенном на низкой широкой тахте, каждый замочек в многочисленных дверцах шкафов, занимающих две стенки. Тетя Катя подошла к большому зеркалу, задумчиво посмотрела в него и зачем-то переставила черную стеклянную вазу с одного края туалетного столика на другой.