Любовница группенфюрера - Элли Мидвуд Страница 31
Любовница группенфюрера - Элли Мидвуд читать онлайн бесплатно
— А тебе по этому поводу очень весело, — саркастично заключила я.
— Ну это же я на тебе женат, а он вон страдает в одиночестве, так что да, меня, честно сказать, это всё очень даже забавляет.
— Да ты превредный человек, Генрих, тебе никогда раньше не говорили?
— Перестаньте, оба! — Ингрид окликнула нас. — Если у него действительно к ней чувства, как ты говоришь, то это очень даже можно использовать в нашу пользу. Он — человек очень влиятельный, пусть и на территории Австрии, но всё же.
— Простите, я, должно быть, так сильно стукнулась головой, что забыла, как сменила своё имя на Мату Хари! — теперь уже я скрестила руки на груди, принимая оборонительную позицию.
— А что, это прекрасная идея, если об этом подумать, — вмешался Рудольф. — Сейчас, когда напрямую в офисе мы сделать ничего не сможем, Кальтенбруннер может стать для нас не только источником информации, но и человеком, который может помочь действием в каких-то случаях. Если он согласился выпустить одного заключённого, то может согласиться и на двадцать в будущем. Почему не использовать такой шанс?
— Ты что, считаешь, что он совсем идиот? — не удержалась я.
— Может, и не идиот, но мозги ты ему знатно запудрила, если он тебя дважды из гестапо отпустил, и второй раз после обвинений в шпионаже. И не забудь случай, когда он встретил тебя с загадочным чемоданом, и даже не потрудился заглянуть внутрь. — Мой муж явно смаковал ситуацию. Я укоризненно покачала головой.
— Что ж, тогда всё решено! — Ингрид улыбнулась впервые за вечер. — Я считаю, будет просто преступлением не использовать такую возможность.
— А я какую, простите, в этом всём роль буду играть? Мне что, начать спать с ним даже не ради моего, вашего правительства?! — я невольно повысила голос в возмущении.
— Да нет, конечно, — ответила Ингрид. — Просто будь с ним как можно более дружелюбной, можешь даже позаигрывать с ним немного. Намекни, но сделай это тонко, что у него может быть с тобой шанс, если он продолжит хорошо себя вести.
— А что прикажешь делать, когда он начнёт спрашивать что-то взамен? — я скептически приподняла бровь.
Ингрид пожала плечами.
— Ничего. Напомни ему, что ты замужем и преспокойно удались.
Я повернулась к Генриху.
— А ты так и будешь стоять, слушать это всё и считать, что это нормально? Твоя собственная жена, заигрывающая с другим мужчиной, ты ничего в этом такого не видишь?
— Это же просто игра, которую я, по правде говоря, нахожу крайне забавной. По мне так чем больше ты будешь его мучать, тем лучше. Уж кто-кто, а он этого явно заслуживает.
На секунду мне захотелось рассказать в деталях моему ухмыляющемуся мужу о том, как именно доктор Кальтенбруннер заставил Адама говорить в допросной камере, и посмотреть, каким забавным бы он это нашёл, и насколько близко он после этого позволил бы приблизиться ко мне лидеру австрийских СС.
— Вы все явно не понимаете, о чём вы говорите. И о каком человеке вы говорите. Я больше это слушать не собираюсь.
С этими словами я взяла свою сумочку со стола, развернулась и ушла.
Цюрих, август 1942-го
Моя мать никак не могла совладать со слезами, которые она утирала, сжимая мои руки в своих, пока папа вёз нас домой со станции, откуда они забрали нас с Генрихом всего полчаса назад. Мы не виделись чуть больше трёх лет, и я не могла не заметить, как отразилась на них смерть Норберта и жизнь в изгнании: папа стал совсем худым и сильно поседел, а мамино красивое лицо теперь пересекали заметные морщины. Меня ужасно расстроила такая перемена; им обоим ещё даже не было пятидесяти.
Мама не уставала повторять, как рада она была, что мы с Генрихом смогли наконец их навестить, и как одиноко им было жить в Цюрихе. Они слишком привычны были к жизни одной большой семьёй, с родственниками, всегда навещавшими их по выходным, с друзьями, что частенько заходили на ужин, с дружелюбными соседями; теперь же им пришлось стать отшельниками, с одним ребёнком, живущим за границей, а другим и вовсе трагически погибшим. Они не поддерживали связь с роднёй, оставшейся в Германии, чтобы не инкриминировать их ненароком, если вдруг что случится, а новых друзей боялись заводить, потому как те могли начать задавать различные вопросы и, почуяв что-то неладное, запросто продать их потом агентам гестапо.
Более того, они фактически жили на те деньги, что им посылал Генрих, хоть папа и пытался самостоятельно зарабатывать, работая на дому и помогая местной юридической конторе оформлять и сортировать их бумаги, в то время как мама подрабатывала тем, что печатала официальные письма и документы для той же конторы и пары других. Не то, чтобы они совсем не могли свести концы с концами, но глубоко внутри я понимала, как страдала папина самооценка. Из преуспевающего адвоката, живущего в сердце Берлина и имеющего свою собственную контору и весьма впечатляющий доход, он теперь должен был полагаться на своего зятя, когда речь заходила о счетах. Все его сбережения по-прежнему находились в Рейхсбанке, потому как официальной причиной отъезда моих родителей было папино здоровье, требующее лечения в Швейцарии, и поэтому если бы он снял все деньги со счёта при переезде, это наверняка спровоцировало бы тщательное расследование.
Их квартира оказалась весьма милой, хоть и очень маленькой по сравнению с нашим старым семейным домом с несколькими спальнями, огромной библиотекой, рабочим кабинетом, столовой, и большой кухней, где Гризельда, наша старая домработница, всегда готовила очередной кулинарный шедевр. В спешке отъезда родителям пришлось её отпустить со слезами и самыми тёплыми словами с обеих сторон, заранее рекомендовав её услуги папиному давнему партнёру, доктору Кауффманну. Но Гризельда только покачала головой и заявила родителям, что они были её самой настоящей семьёй, и что ни на кого другого она работать уже не сможет. Она скопила достаточно денег с щедрого жалованья, что платил ей папа, и теперь вполне могла доживать свои дни, ни о чём не беспокоясь. Я хотела навестить её на Рождество прошлой зимой, но её домовладелец расстроил меня новостью, что наша милая старушка умерла месяц тому назад.
Во время ужина, который мама приготовила сама, она продолжала расспрашивать нас об общих знакомых, о бабушке, о правительстве и о войне. После того, как я рассказала им наконец, что давно бросила балет и работала теперь в РСХА, они оба вдруг странно затихли. Мне, конечно, совестно было, что мне так долго приходилось об этом лгать, но это был определённо не телефонный разговор, чтобы вот так об этом объявить.
— Родная, мы тут читаем международные газеты, — осторожно начал папа. — Они пишут совершенно страшные вещи о подобных правительственных организациях. Говорят, что они в ответе за истребление вот уже миллиона евреев. Это правда?
Я отвела взгляд в сторону и хотела было придумать какую-нибудь отговорку, ведь это и правда было РСХА, что несло прямую ответственность за программу уничтожения, но всё же мои родители заслуживали правды.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments