Я подарю тебе любовь - Татьяна Алюшина Страница 31

— Михал Захарыч, живи сто лет! — попросил Денис. — Ты как прощаешься!

— Поживу еще, — пообещал Володарский, — мне тебя выучить надо да дождаться, когда ты учителя своего превзойдешь.

Денис, усмехнувшись, крутнул головой. Великий человек Михаил Захарович Володарский! И непрост, мудрен! Глыбища!

Он выпил кофе до дна, чтобы не остыл, затянулся позабытой в пальцах почти дотлевшей сигаретой, глянул на горизонт. Темно, ночь глубокая.

Тихая, умиротворяющая, звуки мягкие, легкие — где-то собака чуть забрехала, снова ветерок принес шум далекого поезда. И Денис с удивлением обнаружил, что очищается душа, отшелушивая с сердца боль воспоминаниями, пережитыми наново, неслышно растворяющимися в хрустальной тишине черной ночи.

«Благослови тебя Бог, Ленка! Как ты умудрилась проделать это со мной, не знаю, только чистится что-то внутри наболевшее», — подумал Арбенин.

С чистого сердца и щедрой руки Михаила Захаровича Денис и стал хозяином дома и частным предпринимателем. Это официально, а на самом деле ничего особо и не изменилось. Они все так же вдвоем с Михаилом Захаровичем продолжали работать, а Денис еще и учиться беспрестанно. Дом три года строился, без спешки и торопливости ненужной. Основательно, по мере зарабатываемых денег, когда и стоял, ожидая вложений. И цеха поднимали тем же темпом. Не богачи они были, совсем не богачи. Денис предложил Михаилу Захаровичу продать свою квартиру, деньги в дело вложить, чтоб побыстрей. Но Володарский отговорил, запретил даже.

— И что, эту продашь, потом другую покупать будешь? Дела-то не все в поселке делаться будут, и в Москве много чего решать придется, а жилье дорожает. Есть пока мастерская, справляемся, места маловато, ну что ж, потерпим. Не спеши, Дениска, наскоком только блохи прыгают.

Ну и не спешили.

А Володарский Дениса дальше двигал и двигал — пора не только реставрацией заниматься, надо бы тебе и производство попробовать. И первым был столик для прихожей, «Арбенин», как назвала его Лена. Обследовав его тщательно, дотошно, Михаил Захарович сказал:

— Все! Пошло теперь новое дело у тебя, Дениска! Это твое!

Володарский нашел для Дениса первые заказы, пусть небольшие, но значимые, безусловно. И покатило, покатило, вроде понемногу, но быстро и споро раскручиваясь и набирая обороты.

И первая его вещь на выставке, и нежданное признание, и Министерство культуры вывезло его работу на показ в Италию, и первый успех, и первые непростые заказчики.

Он перебрался в дом, обживался. Михаил Захарович переехать отказался — неуютно ему нигде, кроме своей квартиры. Конечно, когда дедали большую работу, приезжал к Денису и жил подолгу, И первая машина, ремонт квартиры, с полной переменой интерьера. Денис начал дорого одеваться, без идиотства денежно-понтового. Хорошая, стильная одежда известных фирм и марок, которая оказалась удобней, комфортней, приятней в носке. Всего пара костюмов для официальных выходов, остальное без выкрутасов, но дорого.

И неожиданно Арбенин сделал для себя небывалое открытие — им усиленно стали интересоваться женщины. Поделился с Михаилом Захаровичем, тот только посмеивался:

— А как ты думал? Состоятельный мужик при деле может позволить себе быть мерзким, уродливым, эгоистичным, главное, чтоб не жадным, — и все женщины его! А ты у нас красавец, богатырь, да к тому же молодой и неженатый!

Но недолго для Арбенина бравурно музыка женского интереса играла!

Он оставался все тем же малоразговорчивым, замкнутым, порой угрюмым мужиком, который девяносто девять и девять десятых процента своей жизни, мыслей, порывов любви отдавал своему делу.

Поучаствовать в его тратах нашлось вдруг превеликое множество барышень, и, странное дело, немногословность и замкнутость Дениса они принимали за легкую форму дебилизма и недалекость ума. И брались активно учить жизни, уму-разуму, тайно радуясь про себя, что такого лоха легко можно окрутить и вертеть им, как душа нежная пожелает, к собственному удовольствию.

Люди тупы, эгоистичны, самовлюбленны и недальновидны. А расчетливые барышеньки обогащают этот список еще и стервозностью.

Знакомиться с Арбениным дамы начали везде, выказывая личную, порой навязчивую инициативу — в кафе, ресторанах, на выставках, которые он посещал по профессиональной и деловой необходимости, на бензозаправках, оценив стоимость его машины и прикида, — словом, везде, куда ступала в общественных местах нога Дениса Васильевича.

Поначалу он пугался такой женской активности настойчивой, потом привык и даже начал пользоваться, но, как и прежде, дальше одной, максимум трех постельных встреч дело не шло. Да и ладно, Денис привык уже.

Одна балерина, которой его представили на выставке как автора понравившегося ей мебельного шедевра, домогалась Арбенина долго, планомерно и упорно. Он всячески уклонялся от такого «тарана», и не без причины. Балеринка была, на его взгляд, слишком уж худой, одни кости, мелкой и субтильной, ему и дотрагиваться до нее страшно было, не то что спать с ней!

Но дама столь настойчиво его окучивала, что они оказались-таки у нее дома.

Вечер обещал многое накрытым изысканным столом, музычкой, соответствующей моменту, свечами-шампанским…

Она скакнула на Дениса, не ожидавшего такой прыти, впилась поцелуем и потащила в кровать. Молниеносно разделась, как солдат-второгодок на время на зачет, легла в вычурно изысканной позе, демонстрируя балетное тело, и выдвинула требование:

— Ты меня трахай сразу и сильно! Только ни в коем случае не трогай руками, они у тебя вульгарно грубые, пролетарские какие-то, еще поцарапаешь.

Денис ни раздеваться, ни трогать руками не стал.

— М-да, — сказал, задумчиво ее разглядывая, — извини, но не по тычинке пестик.

И ушел. Но урок усвоил.

Следующей случилась упомянутая им Лене кандидат филологических наук. На юбилее у одного из коллег, известного мастера мировой величины. Как в каждом серьезном деле, есть свой «цех» и его законы. Например, поздравлять коллег с удачной работой, выставкой и юбилеем.

Происходило мероприятие в одном из самых престижных ресторанов Москвы, в числе гостей была и эта филологичка. Не пьющий Арбенин терпеливо выслушивал ее пьяненькие рассуждения, не самые глупые, надо заметить, и принял приглашение дамы в постель.

Опьяневшая в меру, возбужденная, она не обратила внимания на его ногу, покрикивала, стонала, торопила. Словом, получилось все неплохо. И дважды. В третий заход дама решила возбудить Дениса иным, известным всем способом, уселась между его ног, стянула с него одеяло…

И уставилась на шрамы, вмиг протрезвев от такого зрелища.

— Какое отвратительное, неэстетичное уродство! — заявила она, брезгливо скривившись. — Почему ты меня не предупредил, я бы не стала с тобой спать! Мне теперь всю ночь будет «это» сниться!

Понятное дело, он ушел. Да и фиг бы с ней, дура, хоть и кандидат наук. Но запомнил.