Через тернии - в загс! - Алина Кускова Страница 31

– Зачем ты это сделал? – испугалась Алла, глядя, как на лбу возлюбленного набухает огромная шишка.

– Из-за любви, – ответил Емельянов и свалился на пол.

Она оттащила его на диван и, еле сдерживая рыдания, лупила по щекам, пока он не очнулся. Емельянов открыл глаза, и его лицо расплылось в улыбке. Одним рывком он подтянул ее к себе и жадно поцеловал в губы. Алла обомлела: от Емельянова, как из бочки, несло алкоголем.

– Ты пил?! – возмутилась она, вконец разбивая свои мечты о романтическом признании.

– Немного, – признался тот, – но только для храбрости. Не каждый день зовешь замуж любимую женщину. А женюсь я, между прочим, впервые. Заметь, Аллочка, это мое оправдание.

«Зовешь замуж любимую женщину» – это то, что она хотела услышать весь вечер!

– Аллочка, – Емельянов попытался ее снова обнять.

– Чайник! – вспомнила она и стремглав побежала на кухню. Выключив плиту, Алла посмотрела на розовую коробочку, из которой продолжало исходить сияние, достала колечко и примерила, оно оказалось в самый раз.

– Теперь у нас точно будут отношения, – прошептала она, – и никто не встанет на нашем пути.

Софья Владленовна Ковалевская лежала на своей софе и держала в руках книгу с любовным романом. Но от чтения и вымышленных страстей героев ее клонило в сон. А спать пожилой даме далеко постбальзаковского возраста было никак нельзя. С минуты на минуту должен был появиться внук, с которым они делили жилплощадь. От нее требовались выдержка и родительская нотация, заранее заготовленные для разгульного потомка. Пришлось встать и прошествовать на балкон, где на свежем воздухе спать хотелось меньше. Она и так проспала всю свою жизнь! Сначала упустила дочь, и та выскочила замуж за американца, бросив родную мать, укатила на родину мужа. После дочери сын надумал жениться, и Софья Владленовна, вставшая на его пути с ножом у своего горла, не смогла помешать его женитьбе. И что же получилось? То, что она и предрекала. Разрушенная семья сына и избалованный ею внук, которого она воспитывала вместо матери, работавшей спецкором в горячих точках. Как будто Софья Владленовна не устраивала ей свое пекло. Пожилая дама, кряхтя, уселась в стоявшее на балконе кресло-качалку и принялась корить судьбу, так и не пославшую ей ни одного порядочного мужчины, который бы скрасил ее одинокое, не понятое сыном и внуком, существование. Она извлекла из кармана халата недочитанный любовный роман и погрузилась в выдуманные переживания.

Смоленский постучал в соседскую дверь и замер на пороге, прислушиваясь. Звонить не хотелось – с некоторых пор, заходя к Эмме, он только стучал. Таким образом Смоленский давал понять, что это пришел именно он, а не кто-то другой. За дверью раздалось шуршание, скрип и чьи-то легкие шаги. Чьи-то! Павел Павлович мог на слух определить походку любимой женщины. Так легко ступать могла только она. Он выпрямил спину и втянул живот. Дверь распахнулась, и возникшая в проеме восхитительная Эмма искренне обрадовалась его приходу. Смоленский переступил порог, держа перед собой свежий низкокалорийный торт со взбитыми сливками.

Эмма захлопала в ладоши и побежала ставить чайник. Она так радовалась, что Смоленскому показалось, не случилось ли в ее жизни чего-то более приятного, чем его визит. Интересоваться напрямую было неудобно, все же знакомы они были не так близко, как ему бы хотелось. Придет время, и она все расскажет сама. Смоленский не сомневался – такое время обязательно придет.

Пока профессор пил с соседкой чай, Алена приводила в действие свой жуткий план. Попасть в подъезд не составило особого труда, она просто дождалась, когда кто-то из жильцов выйдет. Как и описывала Метлицкая, на этаже в профессорском доме действительно оказались только две квартиры. Чтобы к ним пройти, прямо из лифта, нужно было сначала миновать небольшой коридорчик, потом завернуть за угол. Такая странная планировка оказалась очень подходящей для задуманного дела. Никто из других соседей, вознамерившихся пройтись на свой этаж пешком, при всем желании не увидел бы Аленкино изобретение – связанные ручки обеих квартир. Алена ехидно улыбнулась. Да, она добрая фея для Аллочки и злой гений для профессора Смоленского и его соседки – вреднючей Эммы. И принялась распутывать веревку. Один ее конец она приторочила к двери Королевой, а второй принялась тянуть до двери Смоленского. Благо, что входы в квартиры располагались напротив друг друга. Неожиданно она поняла – веревки не хватает! Она все так здорово придумала, и вдруг такой облом! Но внезапно догадка осветила ее лицо, и девушка принялась вытаскивать свой ремень из джинсов. Этого вполне хватило, чтобы связать две ручки. В довершение всего она достала ножницы и перерезала идущие в жилище провода телефонного кабеля.

– Ну, вот, мы очень мило провели время, – Эмма поднялась и выразительно посмотрела на гостя.

– Конечно, конечно, – спохватился тот, – мне действительно пора. У меня рано утром пересдача. То есть не у меня, а у одной моей студентки, довольно симпатичной особы, не желающей вникать в азы экономической теории. – Смоленский приложился с поцелуем к руке Эммы и попятился к выходу.

– Да, – сказала та жеманно, – можно было бы еще посидеть немного…

– Правда?! – обрадовался профессор и остановился у порога.

– Но, – Эмма округлила глаза, – это совершенно невозможно. Мне нужно подготовиться к завтрашнему дню. Рано утром я еду инспектировать региональные офисы.

– Жаль, – обреченно вздохнул Смоленский и подошел к входной двери, – надо, так надо.

Эмма забежала вперед него, щелкнула задвижкой и повернула ручку замка. Та осталась на месте. Виновато улыбнувшись, она повторила попытку. Безрезультатно.

– Дайте я, – сказал Смоленский и изо всех сил приналег на ручку. Та сделала минимальный поворот, но дверь не открыла. – Что-то у вас с замком, – заявил профессор и заглянул в глазок. – Или кто-то держит дверь с обратной стороны.

– Кто держит дверь с обратной стороны?! – изумилась Эмма. – Этого не может быть! Кому это нужно? Это вы что-то придумали, чтобы задержаться в моей квартире. Достаточно, Пал Палыч, я сполна оценила вашу шутку. Открывайте дверь!

– Я ничего не предпринимал и оставаться-то не собирался. У меня завтра экзамен у студентов, я не могу опаздывать. Я за это их сам наказываю.

– Так я вам и поверила, отойдите от двери! – Эмма разбежалась и прыгнула на дверь.

– Зря стараетесь, – желчно заметил Смоленский, – она открывается в другую сторону.

– Что же делать?! – вскрикнула та извечным вопросом русской интеллигенции.

– Дайте отвертку, – заявил профессор, – я попытаюсь разобраться с замком. Мне кажется, внутри что-то заело и не отпускает. – Смоленский щелкнул замком пару раз и удивленно уставился на дверь. – Ничего не понимаю. Если это не замок, то что же?

Эмма побежала за отверткой. Смоленский, как только она скрылась, послал потолку, а подразумевал он – небесам, воздушный поцелуй и потер руку об руку. Эмма вернулась, вооруженная всем имеющимся в доме колюще-режущим арсеналом. Смоленский выбрал отвертку и пилочку для ногтей и подступился к замку. Когда механизм был полностью разобран, а произошло это через час, во время которого Эмма успела угостить Смоленского чашечкой бодрящего кофе, ничего не изменилось. Дверь не открывалась.