Плененные - Нора Робертс Страница 31

—Мерзавка.

Философски пожав плечами, Нэш принялся чистить омара.

—Как я слышал, сбежала с ним в трейлерный парк в Эль-Пасо. Большего не заслужила, разбив мое сердце.

Моргана прищурилась, склонив набок голову.

По-моему, ты пережил это горе.

Частично. — Ни с кем не хочется говорить о своем прошлом. Стараясь отвлечь ее, он поднялся, сменил диск, поплыла медленная мечтательная мелодия Гершвина. Вернулся к столу, протянул руку: — Иди ко мне.

Она легко двигалась в танце. Сначала они просто покачивались под ритмичную музыку, глядя друг на друга, потом закружились, слившись телами.

Интересно — он почти всегда видит ее при свечах, когда сливочная ирландская кожа сияет, как хрупкий фарфор с ободками из роз, в черных волосах мерцают крошечные звездочки, сверкают в глазах лунной пылью на темной полуночной синеве.

Губы тихо слились в поцелуе, обещавшем дальнейшее — все, чего только можно желать.

Шампанское кружит голову, 'пальцы скользят по шее, будоража нервы, кровь вскипает от тихого гортанного стона.

Он провел руками по ее спине, возбужденный быстрой ответной реакцией, сорвал с кончика косы резинку, расплел напряженными пальцами пряди. Прислушиваясь к замершему дыханию, вглядываясь в потемневшие глаза, запрокинул ей голову, запечатлел поцелуй на ненакрашенных пухлых губах.

Боязнь, радость, отчаяние вихрем кружились в ее душе, опьяняя сильнее вина. Застыв в страхе и наслаждении, она ждала, что будет, когда расправятся пружинистые мышцы мужского тела.

Сегодня вместо терпеливого уважительного знакомства забушует пламя.

Он почти услышал щелчок лопнувшей цепи, обнял ее с болью и страстью. Она молча стояла с рассыпавшимися по плечам волосами, мягкими припухшими губами, затуманившимися глазами, полными невысказанных обещаний.

Он снова жадно впился в ее губы, оторвал от пола.

Никогда не верила, что такое возможно. И ошиблась. Он понес ее к лестнице, покорившуюся душой и телом, не замешкался в дверях спальни, где почему-то тоже горели свечи и звучала музыка.

Они вместе рухнули на кровать. Нетерпеливые руки, жадные губы, отчаянные слова. Невозможно насытиться, утолить гложущий голод. Она успевает ответить вспышкой на вспышку, требованием на требование, надо скорее вести ее дальше, пока ничего не останется, кроме жара и дикого ветра.

Не отдышишься в густом, раскалившемся воздухе, опаляющем кожу. Она к нему потянулась, хотела попросить, умолить на минуту остановиться, чтобы не потерять рассудок. Но губы опять приникли к губам, и всякие разумные соображения улетучились.

В безрассудном тумане он схватился за вырез платья, дернул с оглушительным треском, обнажил разгоряченное тело в соблазнительном черном кружеве, с проклятием разорвал тонкий лифчик, отшвырнул клочья, поймал груди в ладони.

Она вскрикнула не от страха, не от боли, а от изумления.

Он действовал безжалостно, дерзко, неуемное желание раскаленным кинжалом отсекло его от цивилизации. Руки метались по ее телу, оставляя за собой пенный след боли и трепета.

Она не подчинялась и не сопротивлялась. Полная такой же страсти, принимала, пленяла, дразнила.

Катаясь по постели в любовной битве, они срывали друг с друга одежду, упивались скользкой от жара плотью, осуществляли тайные фантазии, когда-либо взбредавшие в голову.

Она с силой выгнулась на гребне сокрушительно накатившей волны, он рывком поднял ее, и рыдание вырвалось из трясущихся губ. Она в опьянении оседлала его, свет мерцал на коже, горящие глаза потемнели. Не отдаваясь ему сегодня, завтра, еще тысячу дней, можно умереть.

Он свалил ее с себя, прижал спиной к постели, долго смотрел в глаза. Что в них — вызов, триумф?

А потом глубоко погрузился в рванувшееся навстречу тело.

Они мчались вместе, наравне, быстро, сильно, нанося сокрушительные поцелуи.

Она забилась в конвульсиях, вонзила ему в спину ногти. Рассудок помутился, и он следом за ней спрыгнул с лезвия бритвы.

Много позже вернулся к реальности. Скатился с нее, распростершейся на животе на постели, дал вздохнуть и сам отдышался, вглядываясь в мелькавшие в памяти

тени. Непонятно, то ли радоваться, то ли стыдиться.

Мародерство, точнее не скажешь. Конечно, о любезностях думать не приходилось. Прежде, сладко занимаясь любовью, он никогда не доходил до безумия, хотя в безумии есть свои преимущества. Как она отреагирует на разорванную в клочья одежду?

Нэш осторожно дотронулся до дрогнувшего плеча, на миг с ужасом заподозрив, что она плачет. Обругал себя, снова коснулся волос, прошептал:

—Прости, детка...

Моргана медленно повернула голову, с трудом подняла руку, смахнула с глаз растрепанные волосы:

За что?

Как ты?

Истерзанное тело затрепетало. Он услышал вздох удовлетворения.

Как?.. Не знаю. Переспроси, когда у меня хватит сил шевельнуться. А ты?

Что?

А ты как?

Меня никто не насиловал.

Она потянулась с ленивой усмешкой:

Да? А я думала, что хорошо потрудилась. Через часок еще постараюсь.

Не сердишься?

Разве похоже?

Надо подумать. Она определенно смахивает на кошку, вылакавшую галлон сливок. Нэш бессознательно ухмыльнулся:

По-моему, нет.

Доволен собой?

Пожалуй. А ты?

Пальцы нащупали остатки кружевного лифчика, ухмылка стала самодовольной. Он чуть ли не насвистывал, наматывая на палец обрывок бретельки. Она поднялась на колени:

Знаешь что?

Не знаю.

Сейчас я сотру с твоей физиономии поганую усмешку.

Правда? Как? Моргана откинула волосы:

Увидишь.