Обещать - значит жениться - Нина Милн Страница 30

– Почему ты мне не рассказал?

– О чем?

– О том, что Мэтью Коулридж, виолончелист венского оркестра, – твой новообретенный дальний родственник.

– Я не думал, что это важно.

– Меня на этом не проведешь. Это из-за него мы прилетели в Вену?

– Не только. Но мне было любопытно посмотреть на Мэтью. Когда я узнал, что он играет в венском оркестре, я подумал: «Раз я все равно собираюсь съездить куда-нибудь на Рождество, почему бы не посетить Вену?»

Судя по всему, отговорка не убедила Этту.

– Но ты не рассказал о Мэтью ни сестрам, ни Эйприл, ни кому-либо еще…

– Не хотелось спускать на него репортеров только из-за того, что у меня вдруг разыгралось любопытство. Что касается сестер, им хватает и своих проблем.

– Не хочешь рассказывать мне, в чем дело, – на здоровье. Но не считай меня дурочкой. Почему ты предпочел скрыть от всех, что заказал составить новое генеалогическое древо?

– Не твое дело. Я нанял тебя сделать работу – ты ее сделала и получила за это плату. Вопрос закрыт.

– Нет, не закрыт! – Этта шагнула вперед. – Пусть я и не понимаю, что происходит, но вижу, что ты манипулировал мной. Ты нанял меня в качестве прикрытия – изображать твою фальшивую подружку. – Она покачала головой. – Так вот для чего тебе нужно, чтобы у нас был настоящий роман! Это прекрасное доказательство на случай, если у Эйприл все-таки есть шпион среди горничных. Никто и не заподозрит, какова твоя настоящая цель посещения Вены.

В ее голосе сквозило отвращение к Гейбу и к себе.

– Это неправда! Я не использовал тебя!

– Именно это ты и делал. Сначала тебе понадобились мои профессиональные навыки, а после и я сама. Наш роман – всего лишь иллюзия. Он необходим тебе, чтобы пустить всем пыль в глаза.

Проклятье! Нельзя, чтобы Этта так считала. Но в таком случае придется довериться ей. Все равно она уже выяснила почти все…

– Не волнуйся, Гейб, я никому не разболтаю твой секрет. Мы заключили с тобой сделку, и я выполню свои обязательства. Я даже попритворяюсь твоей девушкой еще пару дней. Но мне плевать, что у Эйприл в этом отеле есть шпионы – больше мы не будем с тобой спать в одной постели. А на следующий день после Рождества я улечу первым же рейсом…

– Я не могу иметь детей.

Едва эти слова повисли в воздухе между ними, Этта застыла с открытым ртом и глазами, исполненными участия.

Но Габриэлю не нужна была ее жалость. Видеть ее сочувствие просто невыносимо.

Уронив на пол программку, Этта шагнула к Гейбу, обхватила его лицо ладонями.

– Посмотри на меня. Прости! Мне так жаль, что просто нет слов.

Габриэль почувствовал, что еще немного – и от нежности ее прикосновения, от искренности, звучащей в ее голосе, терзающее его горе вырвется наружу. Нет! Он не выдаст своих чувств.

– Все нормально. Не нужно ничего говорить. – Гейб осторожно отвел руки Этты от своего лица, сжал их на мгновение, затем отпустил и отступил назад. – У меня было достаточно времени, чтобы свыкнуться с этим.

– Как давно ты узнал?

– Девять месяцев назад. С тех пор я консультировался у трех разных врачей – лучших специалистов в этой сфере. Но выяснилось, что у меня – один из тех редких случаев, когда, по мнению медиков, лечение не поможет. Так что линия наследования титула герцога Ферфакса от отца к сыну прервется. Но меня больше волновало то, что фамильному титулу грозило полное исчезновение, ведь он не может передаваться по женской линии, а потому не достанется детям Кэтлин и Коры.

– Так ты поэтому меня нанял?

– Да. Мне нужен был тот, кто может стать моим наследником. И ты его нашла.

– И по этой же причине ты порвал с леди Изабель?

– Мы с ней с детства знали, что наши родители собираются нас поженить, но она, как и я, не верит в любовь. От меня ей нужен был лишь титул герцогини. Она мечтала стать матерью будущего герцога Ферфакса. Узнав от врачей горькую правду, я решил отложить помолвку с Изабель и приложить все усилия к тому, чтобы найти способ вылечиться. Для этого я отправился в Америку, потому что хотел избежать внимания прессы.

– Изабель не попросила тебя объяснить свое поведение?

– Ей было все равно. Разве задержка нашей помолвки на месяц что-то меняла?

– А почему же она объявила о вашем разрыве?

– Понятия не имею. Изабель, не предупредив меня, собрала пресс-конференцию и сообщила всем, что я разбил ей сердце. Когда я позвонил ей, она сказала: «Прости, но я больше не хочу быть твоей женой. Эта пресс-конференция показалась мне лучшим решением сложившейся ситуации».

– Почему ты не вывел Изабель на чистую воду, не отверг ее обвинения?

– К чему? Я и сам не был до конца с ней честен, она больше не хотела выходить за меня. Зачем тогда стоять на ее пути?

– И что ты собираешься делать теперь?

– Расскажу обо всем родителям. После того как отец перенес инфаркт, они настаивают, чтобы я как можно скорее женился и произвел на свет наследника. Пусть отец с матерью знают, что есть и другая ветвь нашего рода. Они могут, если хотят, ввести Мэтью Коулриджа в нашу семью, подготовить его к принятию аристократического титула. Возможно, они попросят меня не вступать в права наследования.

– Твои родители не смогут так поступить!

– Если они сочтут, что Мэтью годится на роль герцога, что так будет лучше для фамильного поместья, то, конечно, именно так и сделают.

– И ты согласишься?

– Возможно, если так будет лучше для всех Деруэнтов.

Хотя всей душой Гейб восставал против подобного исхода дела, он понимал: выбора у него нет.

– Вариантов всего два. Первый – я наследую титул, женюсь на подходящей герцогине, приглядываю за поместьем, а между тем потихоньку готовлю Мэтью к тому, чтобы он однажды принял титул. Либо я уже сейчас отхожу в сторону, а Мэтью после смерти моего отца становится герцогом. Все будет зависеть от Коулриджа.

– Нет! Все зависит от тебя. Ведь твои родители обязательно захотят, чтобы именно ты, их любимый сын, стал наследником.

Габриэль покачал головой:

– Деруэнты так не поступают. В их словаре нет слова «любовь». Если отец и мать сочтут, что из Мэтью можно сделать герцога, они тут же перенесут на него свое расположение. Родители считают, что будущее нашего рода гораздо важнее любых чувств и личных трагедий.

– Но это, должно быть, причиняет тебе сильную боль – знать, что отец и мать так легко могут обратить свою привязанность на другого. Я знаю, каково это. – Этта сделала глубокий вдох и продолжила: – Мне было четырнадцать, когда моя мать забеременела Розой. Едва сестра родилась, я сразу почувствовала, как все изменилось: родители относились ко мне иначе, чем к ней. Ее они обожали, а я словно перестала для них существовать. И я в конце концов начала подозревать, что являюсь приемным ребенком, просто от меня это скрывают. Я прямо спросила родителей об этом, и они не стали отпираться, подтвердив мои подозрения. Мой мир рухнул в одну минуту, похоронив меня под обломками.