Львица и лилия - Барбара Картленд Страница 30

— Единственный брат моей жены погиб в Индии в прошлом году.

В комнате снова воцарилось молчание.

Затем герцог, словно растерявшись, повернулся к дочери.

Враждебность исчезла и из ее глаз, и она уже совсем иначе смотрела на графа.

— Но почему же вы не подождали? — спросила она еле слышным, прерывистым шепотом.

— Но откуда мне было знать, как мог я вообще предположить, — театрально взмахнув руками, воскликнул граф, — что мой дядя и его единственный сын погибнут так нелепо, так трагично?

Возникла многозначительная пауза.

— В сложившейся ситуации, — тщательно подбирая слова, заговорил герцог, — мне следует принести извинения за свои не правильные суждения о вас.

— Может быть, выпьете что-нибудь освежающее? — предложил граф. — Ведь вы прибыли из Лондона?

— Мы заехали к вам по пути. Мы собираемся погостить у сэра Фрэнсиса Дашвуда в Высоком Уикомбе, — объяснил герцог.

— Я не видел его уже несколько лет, — заметил граф, дабы поддержать беседу, — но надеюсь, теперь я смогу возобновить знакомство с ним.

Пока они разговаривали, Луиза прошла в глубь залы и устроилась на диване около камина, уставленного цветами.

Она оглядывалась вокруг, и граф догадывался, какие чувства обуревают ею. То наверняка была смесь злости и зависти, поскольку ей не удалось воспользоваться шансом и стать хозяйкой Рок-Хауса, как она того страстно желала.

Нетрудно было догадаться, что, как только она узнала, какое важное положение приобрел он в обществе, не говоря уже о его состоянии, она твердо решила сделать его своим мужем, о чем вовсе и не помышляла в дни их первых встреч.

Поэтому она, вероятно, очень усердно старалась, убеждая герцога действовать подобным образом.

Ни одному отцу не доставляет удовольствия принуждать кого бы то ни было вступать в брак с его дочерью, и графу было чрезвычайно любопытно, сколько правды об их близости в Виндзорском замке поведала Луиза герцогу.

Тем не менее его собственный план сработал именно так, как он на то и надеялся.

Факт его женитьбы якобы в то время, когда он ничего не представлял собой с точки зрения положения в обществе, должен был полностью подорвать позицию герцога в данном щекотливом деле. Луиза же могла теперь лишь, если она того желала, представить Рокбрука в роли влюбленного поклонника, утратившего всякую возможность удовлетворить свою страсть.

Но тут, словно ею вновь овладели подозрения, Луиза внезапно спросила:

— Но если вы были бедны, как вы говорите, почему вообще вы позволили себе жениться?

Граф ожидал этого вопроса и приготовил ответ заранее.

— Моя жена выросла в семье военных и привыкла справляться с хозяйством, не имея больших средств, — объяснил он. — У нее есть собственный небольшой доход и дом неподалеку отсюда, где мы и жили бы, когда я уезжал бы из полка.

Все его объяснения звучали более чем правдоподобно, и герцог примирительно сказал:

— Конечно, если ваша жена всегда жила по соседству, вы знали ее много лет.

В эту минуту, словно спеша хозяину на помощь, в комнату вошел дворецкий в сопровождении лакея, несущего поднос с бокалами и серебряное ведерко со льдом, в котором покоилась открытая бутылка шампанского, и графу не пришлось больше громоздить ложь.

Герцог с заметным удовольствием взял бокал.

— Я непременно должен выпить за ваше здоровье, Рокбрук, — сказал он, — и я надеюсь, что смогу иметь удовольствие познакомиться с вашей женой.

— Я уверен, для нее будет честь встретиться с вами, ваша светлость, — ответил граф, — но поскольку она довольно застенчива, я думаю, скорее всего мы отложим ваше знакомство с ней до другого случая.

Герцог был достаточно опытным в светских делах человеком, чтобы понять графа. Не стоило вынуждать леди Луизу и новоиспеченную графиню сталкиваться друг с другом.

— Что ж, вы, несомненно, правы, да и мы не можем оставаться у вас долго, — согласился герцог.

Однако он успел осушить еще несколько бокалов шампанского и обрести блаженно-миролюбивое состояние духа, прежде чем граф проводил их к карете и, стоя на лестнице, подождал, пока они скроются из виду.

Луиза задержала его руку в своей, когда они прощались, и ее взгляд заставил его насторожиться.

Выражение ее глаз слишком ясно поведало ему о ее страсти к нему, отнюдь не исчерпавшей себя. Потерпев неудачу сейчас, не сумев поймать его врасплох, она, несомненно, попытается вновь заманить его в свои сети, но уже иным способом, не так, как сделала это при первой их встрече.

Но по мере того, как карета удалялась все дальше от дома, граф с чувством невыразимого облегчения все четче осознавал — эта женщина ему больше не грозит. Страхи, мучившие его так долго, исчезли подобно туману под лучами утреннего солнца.

Он был свободен! Свободен от Луизы и ее чудовищной испепеляющей страсти! Свободен от всего этого ужаса, связанного с предполагаемой женитьбой на женщине, которую он ненавидел и презирал! Улыбаясь, он вернулся в холл.

— Попросите ее сиятельство присоединиться ко мне в салоне, — сказал он дворецкому и вернулся в заполненную цветами комнату, чтобы налить себе еще шампанского.

Прежде чем выпить, он поднял бокал в символическом тосте.

— За мое будущее счастье! — едва слышно произнес он, и ему показалось, что комната заполнилась ярким солнечным светом.

Поддавшись необъяснимому порыву уйти куда-нибудь, где она могла бы остаться одна и подумать, Пурилла упорно пробиралась сквозь заросли кустарника. Джейсон следовал за ней по пятам.

Выходя из салона, она услышала, еще не успев закрыть за собой дверь, слова герцога:

— Вы, Рокбрук, по моему мнению, чрезвычайно дурно обошлись с моей дочерью, и я требую от вас объяснения.

Тон герцога, так же как и его слова, заставили ее сердце сжаться от страха, и она замерла, придерживая дверь и не давая ей закрыться полностью.

Она слышала ответ графа. Теперь его слова разрешили наконец постоянно мучившую ее все это время загадку, почему же он женился на ней и почему он скрывал ото всех точную дату их венчания.

Теперь она знала все, и, хотя ей казалось немыслимым его желание избавиться от такой красивой и изысканной женщины, как леди Луиза, она поняла, что их брак был для него всего лишь спасительным решением проблемы.

Он совсем не любил ее, хотя она и пыталась убедить себя в обратном.

«Я стала для него просто наименьшим из двух зол», — думала она, шагая.

Она не замечала ни лиловой, ни белой сирени, ни жасмина, аромат которого заполнял воздух, ни цветов миндального дерева, столь же недолговечных, хрупких и нежных, как румянец на ее юном лице.