Самая непокорная жена - Энни Уэст Страница 30

Легкой походкой Жизлан направлялась к конюшням. Они с Хусейном собирались покататься верхом.

Счастье переполняло ее. И невероятное чувство умиротворения. И все это из-за Хусейна. Иногда ее пугало, что их отношения так изменились и что он стал играть такую важную роль в ее жизни. Но она сама хотела этого.

Когда она подошла к конюшням, ей навстречу шагнул Селим и почтительно поздоровался с ней.

Но когда она увидела, что происходит во дворе, ее сердце замерло от страха.

Хусейн стоял посреди мощенного камнем двора, держа в руках уздечку, а рядом с ним вздымался на дыбы и отчаянно брыкался огромный черный жеребец. Хусейн был совершенно спокоен, хотя смертоносные копыта огромного жеребца взвивались в воздух, угрожая раздавить его. С бесконечным терпением он что-то говорил, пытаясь успокоить возбужденную лошадь, и наконец накинул на нее уздечку и легким движением вскочил ей на спину.

– Это просто чудо, – выдохнула Жизлан. – Не понимаю, как он это делает.

Селим рассмеялся:

– Вы правы, у него настоящий дар. Но в этом нет никакого чуда. Он просто внимательно оценивает лошадь, ее реакцию, ее страхи. Хусейн никогда не отступает перед вызовом. Он упорно завоевывает доверие животного и приучает его к себе. Но самое замечательное в этом то, что в конце концов лошадь начинает считать, что она действует так, как ей хочется, хотя на самом деле она полностью подчинена ему. Он всегда хозяин положения. Но лошади это нравится.

В это время жеребец заржал, прядая ушами, и высоко подпрыгнул, стараясь сбросить седока. Но Хусейн усидел и, наклонившись, начал что-то шептать ему на ухо.

Так же он шептал ей на ухо слова ободрения, когда она раскрывала ему свои объятия, стараясь доставить ему удовольствие, стоило ему лишь выразить свое желание.

Ее грудь сдавило от невыразимой боли. Так Хусейн и ее приучил к себе, к своему присутствию в ее постели, соблазняя ее своим великолепным телом. Неужели он видел в ней только вызов? Ну конечно же! Не поэтому ли он так долго проявлял терпение, укрощая ее, убеждая в том, что она хочет того же, что и он?

Потому что он хотел всегда быть победителем. Ее желания не имели значения, если только они не совпадали с его планами. И она полностью подчинилась ему, как одна из этих чертовых лошадей!

Жизлан вся внутренне сжалась, испытывая ужас от осознания всего этого.

Как терпеливо он изучал ее слабости и тайные желания! Каким нежным и любящим он казался! Неужели все это было лишь фальшью?

– Миледи! С вами все в порядке?

Она моргнула и осознала, что привалилась к одной из колонн, обхватив ее рукой.

– Я…

Потрясена? Потому что увидела своего мужа таким, каким он был на самом деле? Так легко сумевшим добиться ее покорности?

– Я в порядке, – наконец выдавила она. – Просто я вспомнила об одном неотложном деле.

Жизлан повернулась и направилась к дворцу с высоко поднятой головой и с сердцем, обливавшимся кровью. Поднимаясь по ступеням, она держалась за перила, чтобы не упасть, а в ушах ее непрерывно звучали слова: «Это неправда. Это неправда».

Она вспоминала, как он медленно, осторожно завоевывал ее доверие, ее привязанность. Дарил ей нежность и поддержку, в которых она так нуждалась, даже не сознавая этого.

Почему он тратил на это столько сил? Не может быть, чтобы просто из-за секса.

Нет, Хусейн делал это потому, что она бросила ему вызов, и он не мог допустить, чтобы его отвергла какая-то избалованная пустышка. Неужели он и вправду считал ее такой?

Жизлан нахмурилась. Нет, это не так. Он обсуждал с ней свои планы, выслушивал ее советы… Он использовал ее всегда, когда думал, что ее женские чары могут оказаться полезными. Она была его козырем – принцесса крови, безупречная хозяйка, умевшая разбираться во всех тонкостях внутренней политики.