Фаворитка короля - Анна О'Брайен Страница 30

— У меня нет причин ценить их выше. Мой отец, кем бы он ни был, не дал мне повода уважать мужчин. Как и супруг, который взял меня замуж понарошку, лишь бы не выслушивать ворчание своей сестры. Ни тому, ни другому я сама по себе была вовсе не нужна.

Горечь переполняла меня до краев, король же слушал меня с таким неподдельным изумлением, как будто одна из охотничьих собак вдруг решила цапнуть его за ногу.

— А вы не привыкли таить правду, так ведь, мистрис? Наверное, я должен постараться изменить ваше мнение о мужчинах.

— Вы ничего не должны мне, государь.

— Возможно, речь не о том, кому и что я должен, Алиса. Скорее о том, что мне хочется сделать.

Тут лев громко зарычал и стал царапать когтями прутья своей клетки. Это помешало нам с королем продолжить беседу. Он увел меня прочь, а прибежавшие служители зверинца принялись перегонять зверя в помещение. Я возблагодарила Господа Бога за своевременное вмешательство — и без того уже я наговорила чересчур много. Однако король не считал беседу законченной.

— Вы несправедливо судите о моей натуре, мистрис Алиса, — сказал он с кривой улыбкой, когда мы подошли ко входу в дворцовые покои. — А страхи ваши мне совершенно понятны. Было в моей жизни время, когда все будущее мое висело на волоске, когда я не знал, кто мне друг, кто враг, а королевская власть находилась под угрозой. И я знаю, что это такое — вставать утром, не представляя, что уготовано судьбой тебе на сегодня, добро или зло ^[33].

Наверное, на моем лице отразилось недоверие: у меня в голове не укладывалось, что король может оказаться в таком положении.

— Когда-нибудь я вам об этом расскажу.

И с тем ушел, а я осталась стоять, как громом пораженная.

Я получила подарок. От самого Эдуарда.

Увидев этот подарок, я нахмурилась: на конюшенном дворе гарцевало и потряхивало головой резвое животное с густой гривой и шелковистым хвостом, красивое, словно миниатюра из Часослова.

— Она вам не нравится?

— Я не понимаю, отчего вы мне ее дарите, ваше величество.

— А отчего я не могу сделать вам подарок?

— И почему вы всегда задаете мне такие вопросы, на которые нелегко найти ответы?

Эдуард засмеялся, нимало не рассердившись на мою тираду.

— Но ведь ответ вы всегда находите!

— Да уж, у нее всегда наготове какая-нибудь дерзость, не сомневайтесь, — бросила подошедшая к нам Изабелла, похлопывая по шее пегую лошадку. — А когда вы в последний раз дарили лошадь мне, сэр?

— Насколько помню, тогда, когда ты в последний раз просила об этом — два месяца назад.

— Да, точно. Надо подумать, что бы еще попросить, раз вы сегодня так щедры.

— У тебя, Изабелла, никогда не было причин сомневаться в моей щедрости, — сухо ответствовал король.

— Верно! — воскликнула она, погладив кобылку напоследок. — Хватай, что удастся, малышка Алиса, раз уж его величество в настроении раздавать подарки! У тебя появилась возможность извлечь целое состояние из королевских сундуков! — И она быстро ушла прочь, порывистая, как всегда.

— Моя дочь слишком вольно выражает свои мысли, — проговорил король, глядя ей вслед. — Примите мои извинения за то, что ей не хватает учтивости.

Это небольшое происшествие оказалось весьма досадным, ибо король стал заметно печальнее, но все же я отважилась спросить:

— Почему вы решили подарить мне эту кобылу, государь? Вы ведь так и не сказали.

— Я подарил вам лошадку, потому что должен же кто-то присмотреть за вами, когда моего сына рядом не будет. А она о вас очень славно позаботится. Если вы, разумеется, будете так любезны принять ее в подарок.

Его ответ прозвучал резковато, напомнив мне о королевской власти и о том, как не любит Эдуард, когда ему перечат или сомневаются в его правоте, — мужской гордостью он не был обделен. Я не окажусь неблагодарной и приму подарок с большей учтивостью, нежели сумела выказать Изабелла. Я решила очаровать его и развеселить, а это, как я знала, мне удается. Не то важно, что он король, а то, что негоже служанке пренебрегать подарком, сделанным от чистого сердца.

— Я не лишена чувства признательности, государь. Дело просто в том, что прежде никто не дарил мне подарки. Никто, кроме королевы. Да, а однажды мне еще подарили обезьянку. — На губах Эдуарда заиграла улыбка. — Какое это было отвратительное существо!

— А что с ней стало дальше? — рассмеялся Эдуард. — Она все еще у вас?

— К счастью, уже нет. Боюсь, что она так и сгинула в монастыре Святой Марии. На нее наложили покаяние или еще какую-то епитимью — по крайней мере, со мной поступали именно так.

— Ну, — его смех перешел в тихое ворчание, — раз у вас так мало подарков, мистрис, мне нужно постараться это исправить.

Я обдумала сказанное им, сознавая, как это все необычно.

— Король не раздает подарков безродным девушкам.

— Этот раздает. Он дает что хочет и кому хочет. По крайней мере вам он дает вот эту верховую лошадку, мистрис Алиса.

— Я не могу принять ее, государь… — Я не потеряла способность рассуждать здраво. Принять такой подарок неприлично: лошадь стоила слишком дорого.

— Какая вы упрямая! Это же сущая мелочь.

— Для меня не мелочь…

— Мне хочется доставить вам удовольствие. Можете вы это мне позволить? Если хотите, это награда за то, что вы хорошо служите королеве.

Ну как я могла отказаться? Кобыла ткнулась мягким носом мне в плечо, и я тут же влюбилась в нее… почти влюбилась — потому, что она была такая красивая, и потому, что ее подарил мне король.

Королева больна. Она не встает с постели и просит, чтобы я ей читала.

Когда вошел Эдуард, я встала, сделала реверанс, успев закрыть и отложить книгу, — все равно сейчас придется уходить. Времени у короля всегда было мало, а с супругой он хотел побыть наедине, однако махнул мне рукой и сам стал слушать, пока я дочитала повесть до конца.

То была печальная история, одна из тех, что особенно нравились королеве. Она плакала над трагедией несчастных влюбленных, Тристана и Изольды ^[34]. Король погладил ее по руке, мягко укоряя за неблагоразумие и уверяя, что он любит ее гораздо сильнее, чем Тристан любил свою даму сердца, и что у него в мыслях нет такого слабодушия, чтобы повернуться лицом к стене и умереть. Его на колени может поставить только вонзившийся в сердце меч. И разве ненаглядная Филиппа собирается в таком случае пасть на его тело и тоже умереть безо всякой иной причины, кроме безмерного горя? Разве они оба после стольких лет, проведенных вместе, не закалились душой, не стали куда сильнее? Стыд и срам!