Клянусь, что исполню... - Хилари Норман Страница 30

– Я говорю о презентации, – сухо сообщила Кэри.

– И где же я оплошал?

– Все было ужасно, все…

– Вот оно что. – Джим с наслаждением пригубил мартини.

Кэри поставила бокал на столик возле кресла.

– Джим, ты просто знать ничего не желаешь. Тебе все равно, правда?

– Чего я не желаю знать, Кэри?

Джим знал только то, что он страшно устал. Вчера ночью он плохо выспался. Потом пришлось выслушать массу нелестных слов касательно рекламы светлого пива, которую они делали для Ролстона. В самом начале презентации Фред Ролстон заявил, что если уровень продаж компании и остается на высоте, то только благодаря высокому качеству пива, но уж никак не работе агентства «Бомон—Ариас». Джим и Кэри внимательно выслушали все, что обрушил на них Фред, потом приложили героические усилия для того, чтобы Мэгги Кармайкл и Дэвид Баум, лучшая творческая группа в агентстве, могли все же приступить к работе над новой рекламой. В общем, день был весьма и весьма тяжелый.

– Я очень устал, – сказал Джим.

– Думаешь, я не устала?

– Нет, я уверен, ты тоже. Но Кэри не унималась.

– Ясно как день, – заявила она. – В этих обстоятельствах ты должен был принести в жертву Баума и Кармайкл, а не возносить их до небес. – Она презрительно окинула взглядом его лицо. – Боже мой, Джим, неужели ты не видишь, что Ролстон просто-напросто жаждал их крови. Он ведь прямо сказал, что не доверяет им…

– Не им, а нашей компании, – поправил ее Джим. – Ты же прекрасно понимаешь, что он бесился только потому, что ему нравится выбивать людей из колеи.

Кэри пропустила его слова мимо ушей.

– На самом деле Ролстон хотел, чтобы мы взяли дело в свои руки. Он прекрасно знает, что мы до сих пор лучшая творческая группа во всем агентстве.

– Я не думаю, что он хотел именно этого, – возразил Джим, налегая на закуску. – И если учесть, как здорово поработали сегодня Мэгги и Дэвид…

– Баум и Кармайкл поработали, конечно, неплохо, – признала Кэри, – но не более того. Ты к ним слишком снисходителен. Я точно знаю, что если бы я как следует поработала над теми же идеями, то Фред Ролстон считал бы, что сотрудничает с гениями, а не просто с крепкими профессионалами.

– Ты же знаешь, Кэри, я в такие игры не играю, – проговорил Джим. – Это аморально, жестоко и просто недальновидно.

– Джим, ты обвиняешь меня в безнравственности? – В глазах Кэри вспыхнула холодная голубая молния. – Только потому, что я лучше тебя улавливаю желания клиентов или раньше тебя вижу, когда творческая группа исчерпала себя?

– Кэри, пойми, Кармайкл и Баум не исчерпали себя. Ты просто втемяшила себе в голову, что Мэгги тебе больше не нравится, хотя я не понимаю почему.

– Зато ты всегда, и в жизни, и в бизнесе, стремишься окружить себя только теми, кто тебе нравится.

– Теми, кому я доверяю, – поправил Джим. Он спокойно выдержал ее пристальный взгляд.

– То есть я тебе не нравлюсь?

– Не очень. Особенно когда бываешь такая, как сейчас.

– А мне все равно, нравлюсь я тебе или нет, – усмехнулась Кэри. – Гораздо больше меня разочаровывает тот факт, что я сама все меньше и меньше уважаю тебя. – Она помолчала. – И в последнее время замечаю, что я в этом не одинока.

– Ох, Кэри, – простонал Джим.

– Как прикажешь понимать?

– Очень просто. Похоже, ты напрашиваешься на очередную ссору.

– Не вижу смысла. Ссориться стоит только ради того, чтобы приятнее было потом помириться. Сегодня у меня нет такого желания.

– Значит, ты просто злишься, – заключил Джим, хотя ему самому эта мысль была ненавистна.

– Называй как хочешь. Но я бы сочла это честностью. Ты выслушал парочку горьких истин. – Кэри помолчала. – Извини, если они тебе не по вкусу.

– Не волнуйся, я не обиделся, – тихо ответил Джим. – Я не считаю, что в твоих словах заключена хоть капля истины.

– Очень жаль, – заключила Кэри. – Но, опять-таки, твоя главная беда в том, что ты не желаешь знать, что о тебе думают другие.

Долгое время Джим пытался обращать все в шутку. Он был скромен, но тем не менее знал себе цену. Но Кэри мастерски овладела искусством злобы, издевки, гнусных намеков и высмеивания. Иногда она наносила мелкие болезненные уколы, а иногда была просто варварски жестока. Но с Джимом ей пришлось нелегко – она никак не могла найти у него чувствительное место. Когда Кэри хотелось позлить мужа, она начинала критиковать в нем буквально все: он, мол, не умеет заниматься любовью, не умеет принимать решения, ей не нравилась его манера одеваться, мягкость, творческие способности. Однако ее упреки не достигали желанной цели: Джим продолжал оставаться самим собой – он отлично работал, пользовался успехом, всегда поступал так, как ему нравится, и был чертовски великолепен. Именно это, с точки зрения Кэри, и было в нем самое худшее. Все, что делал ее муж, он делал с удовольствием. В нем не было глубоко скрытого чувства вины или страха. За всю жизнь Джим испытывал угрызения совести только по двум существенным поводам: во-первых, за то, что нарушил волю покойного отца, предпочтя семейному бизнесу рекламное дело, и, во-вторых, хотя Джим давно уже отошел от религии, за то, что женился не на католичке.

Но самым грозным оружием в руках Кэри была любовь. Джим по-прежнему любил ее. Но любить ее становилось все труднее.

В конце весны 1987 года, вскоре после того, как Джим прилетел в Женеву помочь Энни справиться с ее пагубным увлечением, Кэри забеременела и настояла на аборте. Впервые за долгое время выказав свою физическую уязвимость, она молила Джима понять ее, говорила, что ей еще рано заводить ребенка, что для нее важнее всего развивать их совместный бизнес. Джим никак не мог примириться с ее решением. Оказывается, католические корни сидели в нем на удивление глубоко. Но он почти сумел понять ее, хотя и подозревал, что Кэри решила отказаться от ребенка по другим причинам. Беременность сделает ее толстой, некрасивой и заставит на время выпустить из рук бразды правления. Но в конце концов, носить ребенка предстояло ей, и поэтому решение оставалось тоже за ней. К тому же впереди у них уйма времени.

Но затем, меньше чем два месяца спустя, Кэри, не посоветовавшись с ним, сделала стерилизацию. Джим узнал об этом только тогда, когда она, очнувшись после наркоза, позвонила ему из клиники.

Он два часа расхаживал по комнате, пытаясь успокоиться, собраться с мыслями, и только потом отправился к ней в больницу.

– Как ты могла? – тихо, почти ласково спросил он и, едва заговорив, понял, что в конце концов он ее возненавидел. – Скажи, пожалуйста, если тебе есть что сказать.

Кэри была бледна, но на удивление спокойна.

– Конечно, есть, – ответила она. Он подождал.