Музыкант и модель - Полина Поплавская Страница 30

Он то яростно охватывал ее припухший, расслабленный рот, то отдалялся и гладил ее по волосам, едва касаясь кончиками пальцев. Его чувственные руки изучали новый, дорогой и желанный подарок судьбы, словно желая удостовериться, что он так же красив, как кажется: такие же мягкие, маленькие мочки ушей, такой же смешной, кукольный нос, такая же длинная шея. Узел совсем развязался, и его взору, его ласкам открылась выдающая силу ее желания грудь. А потом его пальцы скользнули вниз, еще ниже, и тогда Люсия забыла обо всем на свете… Последняя тень сомнения, корчась, сгорела в пламени костра. Она откинулась на брезент, не замечая больше никаких неудобств: божественная, страстная музыка властвовала над нею, и непрошеный гость – зов природы – тайно вплетаясь в симфонию чувств, повлек ее руки к металлической пряжке его ремня.

Дэвид прижимал к себе податливую добычу, прохладную, тонкую, и можно было чувствовать, как кровь водопадами бурлит в его жилах. Она дарила себя, как цветок, все более удивляясь, что можно срывать цветы с такой силой. Никогда раньше Люсия не испытывала столь острых ощущений. Радость истомленного ожиданием тела, торжество наслаждения, ценность каждой секунды происходящего сплелись, пульсировали и превратились наконец в невероятно остро осознаваемые здесь и сейчас. «Любимая», – услышала она тихий шепот Дэвида и не смогла поверить в то, что это наяву. И тогда признание повторилось…

Когда все кончилось, Люсия опять застыдилась своей наготы и стала лихорадочно водить руками по брезенту в поисках коврика. Огонь почти погас, и Дэвид спешно раздувал угли. Лучше не думать, тот ли это пианист, которому рукоплещут толпы, тот ли это светский лев, в честь которого поднимают бокалы на яхтах… Иначе можно лишиться рассудка. Она удивлялась, что отсутствие одежды не делает его, как всех остальных людей, слабее, беззащитнее. Ей нравились приметы возраста на его руках, лице, шее. Когда пламя снова заиграло в очаге, он вернулся.

– Что с тобой? Почему ты прячешь свою красоту?

– Но все произошло так неожиданно. Теперь мне нужно привыкнуть к мысли, что это случилось.

– Не могло не случиться. Привыкнешь потом, сейчас можно найти занятие поинтересней.

– А что случилось с большеглазой девушкой?

– Какой девушкой?

– Из легенды.

– Она умерла. Утопилась. Ей нужно было переварить впечатления, а суетный мир не давал такой возможности.

Люсия погрустнела, отодвинулась, стала натягивать платье. Тонкая ткань была горячей. Дождь прекратился, даже затерявшиеся в ветках капли, все до последней, уже упали на пол и просочились в его трещины. Дэвид взял свою одежду и выбрался из низкого сарая наружу. В открытую дверь повеяло холодом.

– Я поищу дорогу! – Он взял фонарик и скрылся в затянутом туманом проеме.

Что будет дальше? Вопрос, выброшенный ею за границы сознания, спешно занимал свое прежнее место. Менее всего ей хотелось сейчас оставаться в одиночестве.

Воздух снаружи, как отрезвляющее лекарство, противоборствовал с теплом нагревшегося у огня платья и конечно побеждал. В сарай ворвался легкий ветерок – языки пламени нагнулись, попытались убежать от него, но не всем из них это удалось. Люсия внезапно вспомнила о существовании Лиз. До этого она лишь мельком думала о том, где может быть в это время Тони, сейчас же с ужасом осознала, что Дэвид тоже несвободен, и даже более, чем она. Его тоже, наверное, ждут. Ей стало не по себе, и она задумалась над тем, как должна чувствовать себя жена в его отсутствие. Представить состояние Лиз ей мешала радость победы, обретенного, пусть ненадолго, счастья. Господи! Было так хорошо, как никогда раньше, неужели это конец, занавес?! Неужели это чудо никогда больше не повторится? Нет, это противоестественно, это слишком жестоко! Не стоит ни в чем сомневаться, ведь для нее с этого часа началась совсем другая жизнь, такая явная, такая осязаемая, а все, что было раньше, – лишь сон. Не важно как, но Дэвид останется в ее жизни… Иначе просто не может! Не для того просыпаются солнечным утром, чтобы снова закрыть глаза.

Она опомнилась: нужно привести себя в порядок, пока он где-то ходит. Она одернула платье, потянулась к жакету. Спрятанные в кармане трусики были совсем мокрыми. Она все-таки натянула их, и холодное, влажное кружево легло на ее кожу, как наказание за грехопадение. Сейчас бы в теплый душ! Издалека послышались шаги. Она узнала бы их из тысячи других, но любопытства ради все же выглянула наружу: небо сливалось с землей в единой серой дымке, и, как маяк, покачивался, приближаясь, расплывчатый огонь фонарика. Девушка вернулась в свое убежище, желая в последний раз осмотреть обстановку, запомнить каждую мелочь, задержать время, продлить свое пребывание в этом прекрасном диком месте…

Из-за низкого потолка Дэвид был виден только ниже груди, но по его уверенной походке Люсия поняла, что дорога найдена. Догадка только расстроила ее. Лучше бы вообще никуда не возвращаться! Она готова остаться здесь на всю жизнь, спать на жестком брезенте и ходить годами в одном и том же платье. Жаль только, что в горах нет рояля. Впрочем, Дэвид сам как музыка.

– Опять замерзла? – спросил он, внося на своих плечах запахи ночи, дождя, горного воздуха. Поленья догорали. – Завернись во что-нибудь. Кстати, я совсем забыл. Обещанное виски. Сейчас согреешься.

Порывшись в сумке, он вынул маленькую резную фляжку, открыл и протянул Люсии. Она сделала несколько глотков, сморщилась, стала кашлять. Дэвид подал ей подстилку.

– У меня есть сюрприз. Только что получил его сам и спешу поделиться. Идем!

Его рука легла ей на спину, подтолкнула к выходу. Тепло быстро добралось сквозь платье до ее кожи, и было так печально проститься с ним, выйдя из сарая. Скрежет цикад и прерывистая песенка неведомой ночной птицы, казалось, заполонили все пространство ночи. Люсия наконец-то смогла встать в полный рост. Какое это удовольствие – расправиться в привычной человеческой позе, возвыситься над необходимостью прятать от дождя и холода свое слабое тело! Если бы еще сырой воздух, казавшийся недоброжелательным по сравнению с теплом костра, не напоминал о том, что за пониманием всегда следует по пятам холодное безразличие, когда уже ничто и никто не поддерживает тебя и ты сам за себя.

– Иди за мной и остановись, не делая больше ни полшага вперед, когда я скажу. Ты без обуви? – Он возвратился в сарай и вынес оттуда испорченные туфли. – Обувайся, это все же лучше, чем босиком. Хотя бы не заболеешь.

Люсия стеснялась хромать. Впрочем, в таком тумане этот недостаток не был особенно виден. Виски пришлось кстати: ее не раздражали ни скользкие камни, ни ямы, ей перестало казаться трагичным то, что близится расставание, а Дэвид как был для нее загадкой, так и остался. Она просто запуталась в его сетях. Чем он живет? Вдохновением? И только? Теперь она знала, что он талантливый рассказчик, искусный любовник, но отдала бы полжизни, чтобы узнать еще больше.

– Внимание! Стоп! Теперь стой здесь и не наклоняйся сильно. Если упадешь – лекарь из меня никакой. Лучше присядь на корточки.