Мисс Благоразумие - Дженнифер Грин Страница 30

Оно все лучится смехом. Глаза блестят, щеки заливает румянец, губы приоткрыты. Она уже давно так не веселилась, поддразнивая его, давно не держалась с ним так легко и раскованно. Черт возьми, это почти вдохновляло его на то, чтобы еще раз забраться на эту детскую горку и снова застрять там.

— А там еще Ральф. И Дэррен…

— Слово «пощада» что-нибудь для тебя значит, Уэстон?

— Об этом ты можешь только мечтать. Интересно, есть ли у них камеры наблюдения. Можно попробовать раздобыть пленку с видеозаписью тебя, застрявшего в этом отверстии, и всех этих детишек, старающихся помочь тебе выбраться, и продать ее Си-эн-эн для программы новостей…

Это стало последней каплей. Но, видит Бог, она сама напросилась на неприятности! Сейчас он докажет ей, что он настоящий мужчина. Любой, кто увидел бы эту дерзкую, вызывающую улыбку, сразу бы все понял и его простил. Но какого черта! Нет, ему нельзя сдаваться! Надо держать руки подальше от этой женщины. Ничто не поможет, если ему не удастся вернуть ее уважение. У него целый список качеств, которые он пытался продемонстрировать ей: умение владеть собой, ответственность, серьезность, зрелость, порядочность, корректность — все то, что ценит Молли. И что ценит он сам, черт побери! И он поклялся оставить ее в покое до тех пор, пока не докажет ей, что парень, за которого ей было стыдно, кардинально изменился.

Изменился? Повел себя как мальчишка, и попал в унизительное положение, застряв на детской горке, — хорошенький способ добиваться тех целей, к которым он стремится всеми помыслами, сердцем и душой. В тот момент это было просто импульсивным действием, чтобы позабавить Дилана. Небольшая игра с законами физики, которую он полностью проиграл. Как, впрочем, и ту, которую он вел сейчас сам с собой. Наивный, он пытался обмануть себя, но у него, разумеется, ничего не получилось…

Как только их губы встретились, ее руки медленно поднялись и обвили его шею. Она ответила на его поцелуй так, словно только и ждала, ждала, ждала удобного случая окончательно свести его с ума.

Таких губ не было ни у кого на свете. Мягких, податливых, нежно-уступчивых. Желание поднималось в нем бурным потоком и погружало его в сладкую муку. Малыш зевал на своем сиденье, закутанный в два одеяла и не подозревающий, какой вихрь страсти рождался рядом с ним.

Он неохотно оторвался от Молли, чтобы глотнуть воздуха. Ей пришлось сделать то же самое. Ее ресницы затрепетали и поднялись. Взгляд ее карих глаз с нежностью остановился на его лице.

— Ты думаешь этим купить мое молчание, Макгэннон? — шепотом спросила она.

— Нет, черт побери! Ты можешь рассказывать кому хочешь эту чертову историю.

— Ты не целовал меня много дней.

— Но не потому, что не хотел. Я пытался… — Он в нерешительности помолчал. — Неужели я опять оказался бесчувственным идиотом, будь я проклят? Ты думала, что я к тебе равнодушен?

Она ничего не ответила, но он видел выражение ее глаз.

— Нет, ни о каком равнодушии и речи быть не может, — хрипло сказал он. — Я сходил с ума, думал о тебе, хотел тебя. Старался держаться на расстоянии. Я просто…

— Ты просто что, Флинн?

Но он почувствовал, что вконец запутался. Как он мог объяснить Молли, что ему нужно ее уважение, потому что одни слова ничего не значат — он либо завоюет ее, либо потерпит неудачу. Он не принадлежал к типу людей, свободно рассуждающих на столь эмоциональные темы, но все же попытался объясниться с Молли.

— Мы вроде бы случайно оказались в постели. Я боялся, что ты будешь об этом жалеть. Я не хотел, чтобы у тебя остался неприятный осадок из-за того, что ты занималась со мной любовью, имела со мной связь. Я хотел доказать тебе одну вещь.

Она прикоснулась к его щеке; ее взгляд сделался серьезным.

— И что это за вещь, которую ты хотел доказать?

— Что ты можешь полностью доверять мне.

Ее тонкие брови удивленно изогнулись.

— Хочешь оскорбить меня, Макгэннон? Если бы я тебе не доверяла, то никогда не легла бы с тобой в постель. За дурочку меня принимаешь?

— Да нет же! Боже мой, конечно, нет. Я не имел в виду ничего такого… — Он запустил пятерню в волосы. — Слушай, глупо же обсуждать такие проблемы на общественной парковке. К тому же я должен уложить это чудовище спать. Ну что, поехали ко мне?

Он пристально смотрел ей в глаза. Она немного поколебалась.

— Ладно. Уговорил.

Нам давно уже надо серьезно поговорить, подумал Флинн, открывая перед Молли дверцу автомобиля.

Пока они ехали домой и укладывали малыша, у него было достаточно времени, чтобы привести мысли в порядок. В некоторых вещах ему необходимо заслужить одобрение Молли. В чем-то другом пусть она судит о нем как угодно, важно лишь, чтобы она верила в серьезность его чувства к ней. Он никогда не стремился быстренько затащить ее в постель, не заботясь о ее чувствах.

Разговор уже выстроился у него в голове. Уложив Дилана спать, он спустился вниз, где на белом ковре сидела, поджав ноги, Молли. Она выключила свет, развела в камине огонь. В желтых отсветах пламени блеснули два бокала.

— Ну как, удалось его уложить?

— Да, моментально вырубился. Молли, нам надо поговорить, — решительно сказал он.

Кивнув, она похлопала по ковру рядом с собой:

— Знаю. Я беспокоюсь за тебя, Макгэннон.

— Беспокоишься?

— Угу! Последние дни ты просто ужасно серьезен, словно судья. Садись сюда. Снимай туфли, глотни вина и начинай рассказывать.

Он уселся скрестив ноги и, сделав большой глоток вина, произнес:

— Ты права: меня действительно мучает один вопрос. Я тебя не обидел?

С секунду она задумчиво смотрела на него, потом мягко спросила:

— Тогда, когда мы занимались любовью?

— Да. Ведь я не давал никаких обещаний.

— Ни одного, — призналась она. — Но я их и не ждала. Тебе не приходит в голову, что я, может быть, просто люблю тебя, и все?

— Я думаю, что пока мы валяли дурака, флиртовали, то ты от этого не страдала. Не рисковала ничем важным, таким, что тебе дорого. Ты раньше была такой застенчивой, Молли, такой замкнутой и строгой. И когда я видел, что и ты флиртуешь, отвечаешь на поцелуи, начинаешь при ходьбе покачивать бедрами…

— Этого я никогда не делала.

Он впервые не удержался от улыбки, хотя и короткой.

— Еще как делала. И сейчас делаешь. А я обожал наблюдать, как твоя личность вступает в свои права. Обожал наблюдать за пробуждением твоей естественной уверенности в себе и смелости. Вот только… — Он сделал глубокий вдох. — Только мне всегда было по-настоящему важно не ранить другого человека, не заставить его расплачиваться за мои ошибки. Мой отец… у него всегда был виноват не он сам, а кто-то или что-то другое, и он всегда принижал всех окружающих.