Дикий Имбирь - Анчи Мин Страница 30

На десятый день я получила письмо от Вечнозеленого Кустарника, в котором он спрашивал, смогу ли я встретиться с ним вечером в квартире его друга на улице Большой Медведицы. Это невероятно взволновало меня, и в назначенный час, ровно к восьми тридцати, я пришла к многоквартирному дому на упомянутой улице. Квартира располагалась на втором этаже, прямо над мастерской по изготовлению корзин. Грязная и пыльная лестничная клетка была вся завалена этими корзинами. Деревянные ступени скрипели у меня под ногами. И вот я уже стучалась в узкую дверь. Мне открыл какой-то худощавый мужчина средних лет, без слов он впустил меня и удалился, как только я оказалась в квартире. Я услышала, как он запер дверь.

— Здравствуй, — раздался из темноты голос Вечнозеленого Кустарника.

— Я ничего не вижу.

— Сейчас зажгу свечку.

— Здесь безопасно?

— Господин Кзин — местный глашатай. К нему обычно никто не заходит.

Свеча отбрасывала призрачно-тусклый свет.

— Ты что, подкупил его?

— Ему нужны талоны на продукты, его семья умирает с голоду у себя в деревне.

Он начал целовать меня. Я глубоко вздохнула.

— Не раскаиваешься? — спросил он. — Я боялся, что ты можешь пожалеть о том, что случилось.

Я ответила, что не думала ни о чем, не могла, что я была сама не своя.

— Я тоже, — сказал он, задувая свечу. В комнате воцарилась кромешная тьма. Из мастерской доносился шум: работники разговаривали между собой на странном диалекте, ругались и смеялись одновременно.

Вечнозеленый Кустарник тихо подошел ко мне. Мы точно знали, как доставить друг другу удовольствие, словно уже много лет были любовниками.

— Давай будем реакционерами, давай испепелим здание маоизма, — прошептал он.

Мы сливались с ним снова и снова, наслаждались друг другом.

Внизу все стихло. Рабочие разошлись по домам. Я начала уставать, а он все не мог остановиться.

Он сидел рядом со мной и при свете свечи наблюдал, как я ела принесенные им булочки.

— Неужели ты уже сыт? — спросила я.

— Напротив, — он наклонился ко мне и прошептал, — снимай рубашку.

— Нет. Зачем?

— Я могу насытиться только тобой. Я засмеялась.

— А ты попробуй насытиться изречениями Мао! Наполни ими желудок. Ну же! «Председатель Мао учит нас…»

— «Тысяча лет — это слишком долго, лови момент». — Он схватил меня. — Председатель Мао учит нас, что «революция — это восстание, это насильственный акт одного класса, свергающего власть другого класса».

— Еще Председатель Мао учит нас, — я отложила булочки, пытаясь сопротивляться ему, — что «такую обстановку необходимо изменить. Положить конец агрессии и гнету империалистов, главным образом американских, — такова задача народов всего мира».

Вечнозеленый Кустарник вошел во вкус.

— «Если монополистические группировки США будут упорствовать в своей политике агрессии и войны, то непременно наступит день, когда народы всего мира приговорят их к виселице».

Мое тело испытывало небывалое блаженство. Я не могла больше цитировать.

— Не останавливайся, Клен! Покажи свою веру в Председателя Мао! Прояви свою преданность! Страница сто пятьдесят шестая. Выступление на Московском совещании представителей коммунистических и рабочих партий. Ну, давай!

— «Я считаю, — начала я, — что наступил новый переломный момент в международной обстановке». — Тут я остановилась, в голове у меня все смешалось — наслаждение захлестнуло меня.

— Давай же, Клен, давай. «В мире сейчас дуют два ветра, — стоя у меня за спиной, он ласкал мою грудь, — ветер с Востока и ветер с Запада. В Китае говорят: "Либо ветер с Востока довлеет над ветром с Запада, либо ветер с Запада довлеет над ветром с Востока"».

Мы с трудом дышали, а он все настаивал на продолжении цитирования изречений Мао. Чувствуя его пот на своих губах, я подхватила:

— «Я считаю, что нынешняя обстановка характеризуется тем, что ветер с Востока довлеет над ветром с Запада, то есть тем, что силы социализма имеют подавляющий перевес над силами империализма…»

Наши тела вновь слились воедино. Мой разум помутился.

— Скажи да, Клен, скажи да! Скажи, что ты тоже меня хочешь, скажи это! Мне нужно от тебя это услышать!

Я не могла сдержать слез счастья.

— Да! Еще, Клен, да!

— Председатель Мао учит нас…

— Нет.

— Ну, давай же, Вечнозеленый Кустарник!

— «Народы… Народы всего мира, сплачивайтесь и громите американских агрессоров и всех их приспешников! Народы всего мира, будьте мужественны, смело сражайтесь, не бойтесь трудностей и идите вперед волна за волной!»

— «Тогда весь мир будет принадлежать народам. А всякая нечисть будет полностью уничтожена!»

— «Толкайте повозку», Клен!

— «Толкайте повозку до… до врат коммунистического рая!»

— Ах, Клен, слепой собирает персики.

— А слепая поймала большую рыбу — это чудо.

— Продолжай цитировать!

— Ты — фальшивый революционер!

И тут он застонал:

— О! Председатель Мао!

Ночь длилась бесконечно, пока мы в изнеможении не упали друг другу в объятия. Я собиралась завести разговор о Диком Имбире, но не представилась возможность. Честно говоря, я просто старалась избежать этой темы. Проблема стала слишком большой, чтобы ее можно было легко решить. Сейчас мы с ним испытывали друг друга. Прежде чем решить что-либо в отношении Дикого Имбиря, мне надо было разобраться в своих и его чувствах. Вместе с тем я опасалась, что ситуация выйдет из-под контроля. Я знала, что Дикий Имбирь может вмешаться в любой момент. У нее всегда было предчувствие чего-то плохого перед тем, как это случалось. И мне уже слышались те упреки, с которыми она на меня обрушится.

Я продолжала избегать встреч с подругой. К счастью большая кампания по распространению нового учения Мао занимала почти все ее время. Произошел один несчастный случай — впрочем, «несчастным случаем» это происшествие считала Дикий Имбирь, а никак не я, — который окончательно отвратил меня от маоизма. Один студент-пианист как-то высказал критику в адрес красных охранников за то, что они сломали его рояль. Завязалась драка, и тогда красные охранники положили руку пианиста на дверной косяк и резко захлопнули дверь.

Дикий Имбирь немедленно поспешила на место происшествия.

— Этот молодой человек мог бы играть песни, прославляющие Мао! Я знаю его. Его зовут Гу Дон — Большой Луч. Он верный товарищ. Мы обсуждали его зачисление в Шанхайский оркестр, пропагандирующий учение Мао, в котором он должен был солировать. Этот парень был на моем попечении! И теперь вы разрушили мои планы!