Я, ты и любовь - Джасинда Уайлдер Страница 30

Поймав мой взгляд, она подняла голову и с вызовом ждала вопроса. Я не спросил. Я все еще был без рубашки, поэтому указал на свою грудь и живот, где такие же шрамы переплетались, как спутанная ветром пшеница. Некоторые я скрыл татуировками, другие обыграл татуировками, третьи оставил нарочито заметными. Некоторые короткие, как зарубки древнего календаря, другие действительно были зарубками — дни, пережитые на арене, выигранные матчи. Нелл рассматривала шрамы, длинные шрамы, оставшиеся от порезов, нанесенных ради боли, облегчающей иную боль.

Да, я знаю, почему она режет себя. Вот чего не знаю, так это истинной причины. Она сидит глубоко в Нелл. Нужно время и терпение, чтобы это из нее вытащить. А я, наверное, расскажу ей о своей жизни.

Чего совершенно не хочу делать.

Она посмотрела мне в глаза, мягко и понимающе.

— Ты сам себя?

— Раньше. Давно.

— Зачем?

Я покачал головой:

— Это сказка для другой ночи, и даром я ее не расскажу.

Она напряглась:

— И что ты хочешь взамен?

— Твою историю.

Она с облегчением выдохнула.

— Ты ее знаешь.

— Не всю. Я не знаю самых корней, дряни, которая скрыта на самом дне души.

— Об этом никто не знает, — едва слышно прошептала Нелл, и черт меня побери, если это не прозвучало соблазнительно, страстно и беззащитно одновременно.

— Ну, об этом тоже никто не знает, — постучал я себя по груди большим пальцем.

— Давай баш на баш. — Она неподвижно стояла в дюйме от меня. С каждым вдохом ее груди касались моей кожи, шрамов, татуировок.

Я кивнул:

— Но не сейчас. Сейчас ты пьешь со мной еще один бокал и смотришь какой-нибудь фильм поглупее. Затем ложишься спать и завтра сидишь дома.

— Нельзя, у меня занятия и работа…

— Позвони и отпросись. Скажи, что заболела.

— Я…

— Позвони, Нелл, — перебил я.

— Но ты не можешь остаться у меня на ночь!

— Почему?

Она уставилась себе на ноги. На ногтях у нее облупился розовый лак.

— Нельзя, и все.

— Я лягу на диване. А ты в своей комнате, и дверь закроешь.

— Нет, — снова прошептала она.

— Да почему нет?

— А это… часть сделки.

Секрета, хотела она сказать.

— Тогда я лягу спать у твоей двери, на площадке. Тебе нельзя сегодня быть одной.

— Я в порядке, Колтон.

— Вранье, ни фига ты не в порядке.

— Вранье, — пожала она плечами. — Но со мной все нормально.

Я засмеялся:

— Посмотри на меня.

Она отрицательно покачала головой, закусив губу. Мне вновь захотелось взять эту губу в рот и сосать, пока не исчезнет боль от ранок. Я хотел жевать ее губу вместо нее. Я хотел узнать вкус ее языка. Я хотел запустить руки под дурацкую, слащавую, чересчур детскую огромную футболку с Лило и Ститчем и почувствовать ее кожу, изгибы, изумительную мягкость ее плоти.

Я ничего этого не сделал. Только смотрел на нее, затем указательным пальцем приподнял ее голову, чтобы посмотреть в глаза. Нелл опустила веки. Из-под ресниц выступила влага. Она глубоко дышала, и я заметил, как ее ногти глубоко вонзаются в стиснутые запястья и безжалостно сдирают кожу. Боль, чтобы облегчить иную боль. Применив всю силу и мягкость, какие у меня есть, я разжал ее пальцы, отведя ногти от кожи, и передвинул их на свои предплечья.

Привлек Нелл к себе. Преградой между нами оставались наши руки. Ее ногти глубоко впились мне в кожу, но через секунду она опомнилась и сжала мои запястья.

— Это не одно и то же. Твоя боль не облегчает мою, — прошептала она мне в плечо. В правое, где японский дракон изрыгал пламя на иероглифы.

— Понятное дело. Я просто хотел, чтобы ты не ранила себя.

— Это помогает…

— Ни фига подобного, это лишь на время отодвигает боль. Как выпивка.

— Но мне надо…

— Тебе надо снова начать чувствовать. Почувствуй боль, признай ее. И живи дальше.

— Как у тебя все легко, — с горечью бросила она.

— Не легко. Это, блин, самая трудная штука в мире. — Я отвел мокрую прядку с ее лица и от своего рта. — Труднее этого я ничего не знаю. Вот почему мы пьем, колемся и деремся. Вот почему я играю на гитаре и собираю моторы.

Она отодвинулась:

— Ты собираешь моторы?

Я засмеялся.

— Да. Музыка — моя страсть. А для поддержания штанов я перебираю старые моторы и восстанавливаю классические модели авто. Не пойми неправильно, к машинам у меня тоже страсть, но иная.

— Ты в какой-то фирме работаешь?

— Нет, у меня своя мастерская в Куинсе.

— Правда? — удивилась она. Меня малость покоробило, но виду я не подал.

— Правда.

— А можно увидеть твою мастерскую? — Ее голос зазвучал ясно и с надеждой.

— Сейчас?

— Да, сейчас. Я не могу здесь оставаться. Я все время вижу Дэна, чувствую на себе его лапы, вижу его на полу, окровавленного. — Она указала на то место, где лежал Громила Дэн, и помолчала немного. Я уже знал, что она скажет. — Он… он умер?

— Нет. Да не парься ты о нем, он получил по заслугам.

— Ты его сильно отделал.

— Надо было его убить. И убил бы, если б… — Я покачал головой. — Все, забыли.

— Это я виновата. Надо было головой думать. Я же видела, к чему все шло.

— Не смей, Нелл Хоторн! — взорвался я. — Не смей вешать это на себя! Ты не заслуживаешь подобного дерьма.

Пораженная, она отступила, испуганная этой вспышкой бешенства.

— Колтон, я только говорю, что он с самого начала не скрывал…

— Остановись. Хватит, и не продолжай. Да, ты вообще не должна была связываться с этим м…ком, но тому, что он сделал, нет оправдания. — Я снова привлек ее к себе, несмотря на сопротивление. — Ты теперь меня боишься? — спросил я, меняя тему.

— Немного. Ты был… страшный. Ты… ты его просто в лепешку расплющил. Даже после того, как он тебя ударил. А я видела, как он дерется.

Я шокированно уставился на нее.

— В смысле, по телевизору?

Она покачала головой.

— Нет, в метро. Об этих боях еще твой друг говорил. В Гарлеме.

— Ты там бывала? — обалдел я. Шокирован, поражен, ужаснулся — этим ничего не скажешь. Подпольные бои — жестокое, подлое месилово, где озлобленные, беспощадные парни буквально убивают друг друга. Что ж, можно было догадаться.