Ловушка для Катрин - Жюльетта Бенцони Страница 30

– Капитан де Монсальви? – проговорил он наконец после короткого молчания. – А разве вы не знаете?

Она повернулась к нему, пристально, с внезапной тоской посмотрела в его лицо, и у нее вдруг сразу пересохло горло.

– Что? Разве с ним что-то случилось? Он не…

– Умер? Нет, мадам, избави Бог, даже не ранен, но…

Вздох облегчения вырвался из груди молодой женщины. За одну секунду она успела подумать о худшем: о вражеской стреле, о страшном ударе цепи или топора, раздробившем каску, о коварном яде Гонне, прибывшем раньше, чем они ожидали… Она почувствовала, как вся кровь внезапно прилила к сердцу. Но Сен-Симон уже спешил исправить свою оплошность:

– Как вы побледнели! Неужели я вас так напугал? Тогда, ради Бога, мадам, умоляю, простите меня, но я совершенно искренне думал, что вы знаете…

– Но я ничего не знаю, мессир, совсем ничего! Я только что прибыла из Оверни! Так что расскажите мне…

Внезапный гул колоколов монастыря оборвал ее на полуслове. Колокольный звон был таким мощным, что на минуту все оглохли. В то же мгновение двери со скрежетом открылись, показывая внутренний двор и целое море свечей, которые несли монахи со спущенными капюшонами, скорбные, как кающиеся грешники.

Процессия приблизилась, пройдя серый каменный свод.

Катрин, поднявшись на носки, пыталась отыскать глазами коннетабля и его капитанов в надежде увидеть своего мужа.

Но кортеж победителей еще не вышел из старой церкви. Появился прево Парижа, мессир Филипп де Тернан, которого она узнала с первого взгляда. Высокомерный, со взглядом, витающим поверх голов презренной толпы, он нес герб Филиппа Бургундского.

Медлительность процессии раздражала Катрин, и, поскольку колокола на минуту прекратили свой оглушительный звон, она опять повернулась к своему новому знакомому:

– Скажете вы мне, наконец, что произошло с моим супругом?

– Подождите немного, госпожа, нам здесь не удастся поговорить, и потом, кажется, я уже и так много сказал…

Он явно раскаивался, но молодая женщина больше была не в силах оставаться в неведении.

– Без сомнения, мессир! – подтвердила она холодно. – Но вы слишком много сказали, чтобы не договорить до конца. И если вы не хотите, чтобы я сейчас бросилась к монсеньору коннетаблю и, пренебрегая процессией, учинила ужасный скандал…

Сен-Симон изменился в лице.

– Вы этого не сделаете!

– Сразу видно, что вы меня не знаете. Но я сжалюсь над вами: ответьте только на два вопроса. Первый: мой супруг в настоящее время находится в этой церкви вместе с другими капитанами, сопровождающими коннетабля?

– Нет!

– Где он?

Молодой офицер сглотнул, бросил умоляющий взгляд на колокол, как если бы надеялся, что новая волна звона опять помешает ему говорить. Но ее не последовало, и он решился.

– В Бастилии! Уже две недели. Но не спрашивайте меня, почему. Только монсеньор коннетабль может вам ответить, – поспешил он добавить. – И, ради Бога, помолчим! Там монахи, они на нас косо смотрят.

Но ему и не требовалось призывать молодую женщину к молчанию. Эта новость лишила ее дара речи. Арно в Бастилии? Арно арестован? И, видимо, по приказу коннетабля? Это было немыслимо, невообразимо! Какое он мог совершить преступление, чтобы заслужить это?

Она почувствовала себя пленницей этих солдат, этих нотаблей, которые теперь величественно проходили перед ней в своих длинных алых одеждах с вышитым на плече кораблем, гербом города. Она повернула голову, ища выход, чтобы бежать к Бастилии, где она могла хоть что-нибудь узнать.

Но, повернув голову, она встретилась со взглядом Беранже. Юноша был на удивление спокоен.

– Вижу, вас нисколько не волнует судьба вашего господина?! – буркнула она сквозь зубы. – Вы знаете, что такое Бастилия?

– Очень прочная тюрьма, – ответил паж. – В высшей степени плачевно, что в ней находится мессир Арно, но в меньшей степени, чем вы о том думаете, госпожа Катрин.

– И почему же?

– Потому что ему нечего особенно опасаться Гонне д'Апшье. Ведь даже если бастард прибыл раньше нас, он не мог добраться до нашего сеньора, до этой Бастилии, где он находится уже две недели… И на том спасибо!

Логика пажа немного успокоила Катрин. Замечание было справедливым, и после всего, если Арно, чей безудержный характер не был для нее секретом, вызвал гнев коннетабля, по меньшей мере этот гнев не должен стоить ему головы.

– Я полагаю, – добавил паж, – что вам легко можно получить объяснения. Каждый знает, как к вам относятся при дворе. Достаточно только немного терпения… до конца церемонии.

– Смотрите! – шептал Сен-Симон. – Вот коннетабль!

– Он крестный отец моей дочери, я его давно знаю, – сухо отрезала Катрин.

Увидев его, она испытала настоящее облегчение. Она с радостью узнала это лицо со шрамом, который, однако, не мог лишить привлекательности его взгляд, чистый и светлый, как у ребенка. Квадратный, атлетического сложения и без грамма жира, бретонский принц нес свои доспехи с такой же легкостью, как пажи свои шелковые накидки, и радость победы еще освещала его загорелое лицо.

Его окружили капитаны, но за исключением орлеанского бастарда, который шел рядом с ним и был его другом, Катрин не узнала никого. Там были бургундцы и бретонцы, но не было верных старых друзей.

Что бы это могло означать?

У нее больше не было времени задаваться вопросами. Молодой лейтенант сжал ее руку.

– Пойдемте! – сказал он. – Мы можем теперь последовать за процессией.

И они проследовали за кортежем до двора Сен-Мартен.

Двор представлял собой широкий квадрат, в центре которого возвышался вяз. Дерево было единственным ярким пятном в этом мрачном месте. Рядом помещались тюрьма и виселица, возвышающаяся у тюремной стены. В углах двора были свинарники с большими кучами навоза, от которых исходил невыносимый запах.

Однако именно навоз привлекал внимание благородного собрания, выстроившегося к нему лицом в то время, как вокруг стояли заграждения солдат. Перед ними находилось несколько солдат, но вместо копий, алебард и пик они держали вилы и длинные крючья. Казалось, все чего-то ждут.

В одном углу стояло множество гробов, покрытых шелковыми саванами, тут же расположилась группа из нескольких человек в полном трауре, которым Ришмон вежливо поклонился.

Епископ и настоятель приблизились к горе нечистот, над которой, к ужасу Катрин, старый прелат дрожащей рукой описал в воздухе знак благословения перед тем, как начал молитву за упокой.

– Что все это значит? – прошептала ошеломленно молодая женщина. – Я думала, что эта церемония предназначена для того, чтобы отдать должное коннетаблю д'Арманьяку…