Юсуповы, или Роковая дама империи - Елена Арсеньева Страница 30

Я уже говорила, что мне не с кем сравнивать Феликса как любовника. Но эту ночь я не забуду никогда, потому что она сделала нас равными: я поняла, что он так же зависит от меня, как я от него, что он так же боится меня, как я его, – и полюбила его за это еще больше. Мы были идеальной парой, я всегда знала это. Мы оба были льдом, который иногда таял, но вскоре вновь принимал привычную холодность. Я благодарна моему мужу за то, каким он был, за то, что он был именно таким, а не иным! Возможно, другой мужчина дал бы мне другие ощущения и другое счастье, но я никогда не жалела о том, что получила от жизни!

Наше свадебное путешествие началось в Париже, где мы жили в одном из отелей на Вандомской площади. Там Феликс всегда останавливался прежде и держал за собой номер. Теперь этого отеля уже давно нет… В первое же утро нас разбудила ma tantine великая княгиня Анастасия Михайловна, любимая сестра моего отца (собственно, единственная его сестра), герцогиня Мекленбург-Шверинская, явившаяся в сопровождении грумов, которые несли какие-то свертки. Свадебным подарком тетушки были двенадцать корзинок для хранения бумаг – разных форм и видов плетения.

Великая княгиня вообще была оригиналка и даже чудачка – как это называют французы, drфle de petite bonne femme. Она предпочитала жить не в своем герцогстве, а во Франции. Когда Феликс был в Париже в прошлый раз, она целиком завладела им. Ни свет ни заря приезжала к нему в номер и читала газету, пока он умывался и одевался. Если застать его не удавалось, рассылала за ним слуг по всему Парижу или сама пускалась на автомобиле на поиски.

Анастасия Михайловна любила ходить в театр, но сопровождать ее туда была сущая мука. На спектакле она засыпала в первом же акте, но, вдруг проснувшись, заявляла, что пьеса ее утомила, уморила и что надо пойти на другую. Мы с мужем, конечно, тащились следом, порой умудряясь побывать в двух-трех театрах за вечер. А еще великая княгиня страстно любила танцы. Отоспавшись в театрах, она могла танцевать ночь напролет!

Собственно, это именно она приохотила нас танцевать tango. Это был танец, недавно вошедший в моду и привезенный в Европу аргентинцами, разбогатевшими не то на серебре, не то на изумрудах, точно не скажу. Хотя изумруды, кажется, в Бразилии… А впрочем, о танго! Оно уже и в России стало невероятно популярно, по нему с ума сходили известные танцоры – Тамара Карсавина, например, да и Нижинский, но всех известней была актриса Эльза Крюгер, ее даже называли – королева танго. Ее партнерами и любовниками были прославленные Альберти, Мак, Вали, и эта скандальность добавляла интереса к самому танцу, который кто танцевал равнодушно, официально, а кто с откровенной страстью, как сама Крюгер. Мне танго сначала нравилось, но мгновенно разонравилось, как только я узнала, что эта Крюгер учила танцевать Феликса и у них был мимолетный роман. Но здесь, в Париже, никакой Крюгер и в помине не было, Феликс принадлежал мне, а поэтому я снова полюбила танго и вскоре танцевала его прекрасно, во всяком случае не хуже других в тех салонах, куда нас таскала тетушка.

Самое смешное, что, как мне сообщила Анастасия Михайловна, любившая знать досконально все о том, чем она увлечена, у себя на родине этот танец считается почти неприличным из-за того, что мужчина и женщина стоят очень близко, гораздо ближе, чем в вальсе, и более крепко обнимаются. Вообще сначала его танцевали только мужчины, ибо в Аргентине женщин гораздо меньше, чем мужчин; потом тамошние сеньоры стали искать себе партнерш среди femmes de mоеurs lйgиres, которым, само собой, чем крепче обниматься с мужчинами, тем лучше, и только некоторые из приличных женщин отваживались танцевать танго, да и то – в домашних салонах, под неусыпными взорами мамаш и дуэний. Ну а в Париже, в котором все новое подхватывается на лету, танго мгновенно стало модно благодаря вполне светским дамам, которые свели знакомство с этими богатыми аргентинцами. Вскоре весь Париж уже танцевал только танго, и Жозефина Бейкер, которая привезла в Европу из Америки чарльстон, безуспешно пыталась своими концертами соперничать с салонами, в которых неотвязно звучала музыка танго. Эта музыка в те годы сопровождала в Париже повсюду; в любом танцевальном зале, в любом ресторане играли какие-то аргентинские оркестры, имевшие вид весьма нищий. Среди них лучшим был оркестр некоего Франциско Канаро. Помню его фрак с заплаткой на локте… Очень забавно, но когда в нашем доме в Париже, спустя более чем полвека, появился аргентинец Виктор Контрерас, то он рассказал, что танго по-прежнему любимо на его родине, хотя танец переживает то подъем популярности, то спад… Однако оркестр Канаро по-прежнему играет повсюду. Сам маэстро стал очень знаменит и чрезвычайно богат, однако фрак с заплаткой иногда надевает на концерты, потому что считает его своим талисманом.

В Париже тогда самым модным цветом был оранжевый – его называли couleur du tango, цвет танго. Почему? О, эта история меня весьма повеселила! Когда все стали танцевать танго и это слово не сходило с уст, какой-то торговец, у которого на складах залежалось огромное количество оранжевого шелка, взял да и выставил его в продажу под названием «Le Tango». В считаные дни шелк, на который раньше никто и смотреть не хотел, был распродан, торговец сорвал барыши и сделал мануфактурщику новый заказ, ну а Париж и вся Европа, в том числе и Россия, без устали танцевали танго в оранжевых шелках… Под музыку оркестра Канаро…

Во время нашего свадебного пребывания в Париже мы тратили довольно много сил, чтобы сбежать от герцогини Мекленбург-Шверинской. Однажды выскочили из отеля через ход для прислуги и, схватив первое попавшееся такси, велели везти себя на Монмартр, который тетушка терпеть не могла, потому что там как раз достраивался – на улице имени несчастного шевалье де ла Барра, история которого меня всегда заставляла плакать, – великолепный храм Sacre-Coeur, Святого Сердца, который парижане отчего-то презирали как неудачный новодел. Ну и тетушка, обожавшая парижан и подражавшая им в чем могла, тоже презирала. А нам с Феликсом это здание, в котором было что-то восточное, очень нравилось, мы часто вспоминали его потом, путешествуя по Египту и Ближнему Востоку.

Итак, мы бывали на Монмартре. В то время он вовсе не был Меккой для туристов, еще не вошел в моду и не был обозначен во всех путеводителях – туда приезжали люди, которых интересовало входившее в моду очень странное искусство. Кругом царила такая грязь, такая убогая нищета! Отчетливо пахло эфиром – он свободно продавался в аптеках, и многие здешние обитатели использовали его вместо кокаина и гашиша. Неудивительно, что их искусство было таким болезненным, искаженным! Мне это собрание вывернутых ног и лиловых лиц с красными глазами не нравилось. Например, картины Пикассо меня всю жизнь заставляли презрительно поднимать брови, нимало не восторгая…

В то время этот испанец из Барселоны уже начал добиваться успеха и вовсю ухаживал за прелестной актрисой дягилевского балета Ольгой Хохловой. А на Монмартре еще жива была память о нем, он стал местной достопримечательностью и чуть ли не каждый второй обитатель Монмартра считал нужным упомянуть, что был на дружеской ноге с Пабло или Полем, как его называли на французский лад, рассказать, что еще лет пять назад он был нищим, описать, каким он был невысоким, смуглым и довольно невзрачным, не сказать – уродливым. Однако он обожал роскошных блондинок. С тогдашней своей подружкой и натурщицей, Фернандой Оливье, они так бедствовали, что не имели 90 сантимов заплатить за похлебку с говядиной. А Бизу-Бизу, кот-ворюга Фернанды, в такие дни приносил ей и ее любовнику кровяную колбасу, которую таскал у соседа! Иногда Фернанда и Пабло рано утром совершали набеги на дома зажиточных буржуа на улочках Монмартра, надеясь стащить молоко и круассаны, оставленные разносчиками у дверей. Совсем изголодавшись, любовники заказывали обед у кондитера-трактирщика с улицы Абесс. А когда посыльный приносил заказ на дом, Фернанда, не открывая, кричала, что еще не одета, поэтому корзину можно оставить у двери, она придет и заплатит потом.