Мир волшебства - Бьюла Астор Страница 30

— Я — писатель, — промолвил Норман.

Господи, когда-то он уже говорил это. Но был ли это он? Почему он не может вспомнить ни одной из написанных им книг? Он только помнит, как читал их. И почему тот эпизод, который он отпечатал вчера — или это было сегодня утром, — казался ему не выдуманным, а почерпнутым из жизни? Откуда это ощущение соленой морской воды?

Норман вздрогнул. Ему хотелось крикнуть: «Виктория, помоги мне!» Она — единственное, что связывало его прошлое и настоящее, реальность и кошмар, заполнившие сознание. Но он не мог подвергнуть ее такому испытанию.

Полицейские приблизились к нему и отступили назад.

— Сэр?

Норман почувствовал жар, словно вместо ледяного дождя его коснулось пламя. Дыхание прервалось.

— С вами все в порядке?

— Я… да. Нет.

— Почему бы вам не зайти в дом?

Голос и фигура полицейского исчезли. Вместо лужайки, которая становилась белой от мокрого снега, вместо темной узкой полосы залива Норман увидел одинокую деревянную пристань. Была холодная ночь, завтра он должен встретиться с Викторией.

— Виктория, — произнес он.

— Да, сэр. Почему бы вам не…

— Не говорите ей, — перебил его Норман.

В ответ он услышал голос молодого полицейского:

— Не говорить о чем, сэр?

— Что я не могу… вспомнить… ее имя.

— С вами все в порядке, мистер Генри?

— Мне нехорошо, — донесся до Нормана чей-то голос. Все вокруг закружилось в бешеном хороводе, и он так и не разглядел того, кто это вымолвил, хотя голос показался удивительно знакомым. Норман беспокоился за этого человека, уловив в сказанном невыносимую боль.

— Виктория, — закричал он, падая на землю и сознавая, что его никто не слышит.

Лицо Нормана коснулось жесткой травы, и он вспомнил все, что с ним произошло раньше. Только тогда под ним был деревянный настил, а холод шел от воды, плещущейся под пирсом.

Виктория замерзла, хотя Пит, укутал ее в одеяло и принес тапочки. Фантазиям пришел конец, сказала она себе. А ведь были всего день и две удивительные ночи. Неужели это все, что ей отпущено судьбой? Крошечный отрезок времени с человеком, которого она полюбила.

Виктория понимала, что могла бы поддерживать Нормана в заблуждении. Стоило лишь заставить его поверить в собственные фантазии и помочь забыть волновавшие воспоминания. Она говорила бы ему снова и снова, что любит его и знает, что он любит ее тоже. Обладая литературным даром, Виктория старательно заполнила бы все пробелы его памяти, каждую ее пустую страницу образами и ситуациями, днями и ночами, совместными обедами и тысячами других событий, которые продлили бы ложь.

Ей было под силу убедить его поверить в мечту, увлечь, возбудить. Сделать его таким, каким она хотела его видеть, каким он сам желал бы стать. Но тогда-то все превратилось бы в ложь. Каждый день, каждое мгновение ей пришлось бы обманывать его во всем.

Искушение было велико. Оно влекло и манило, но другая часть ее существа восставала: настоящая любовь должна отдавать, а не брать, делать лучше любимому, а не себе, а Норману лучше узнать правду. Однако правда убьет ее. Без его прикосновений и доверия ей уже не возродиться.

Виктория подошла к застекленной двери, чтобы позвать Нормана, но прежде, чем его имя слетело с губ, она заметила, как он покачнулся раз, другой, а затем медленно упал лицом вниз.

Виктория бросилась к нему. Ноги не слушались ее и скользили по заледеневшей траве. Ей показалось, что прошли часы, прежде чем она подбежала, хотя на самом деле его лицо едва успело коснуться лужайки.

— Норман, — закричала она, и голос ее эхом отозвался над заливом.

Словно в замедленном фильме, она увидела, как один из полицейских сначала отпрянул, а затем склонился над Норманом.

Тот на мгновение приподнял голову, и с его губ слетело белое облачко.

— Я здесь, — воскликнула Виктория и протянула руки, чтобы обнять любимого.

Ей показалось, что она поймала его взгляд, и Норман узнал ее.

— Быстрее, — закричал молодой полицейский. — Помогите мне.

Виктория прижалась к Норману лицом. Она была сейчас для него единственной защитой, единственным спасением.

— Я здесь, Норман, — всхлипнула она. — Ты не один.

Норман услышал звук удара о доски причала и почувствовал, как Майкл навалился на него. Щека Майкла была холодна, а груз, давивший на Нормана, был намного тяжелее, чем тело друга. Он попытался избавиться от ужасного видения. Но мир вокруг закружился, оставив в сознании одну только мысль — о Виктории.

Он услышал ее голос, почувствовал ее прикосновения.

— Я с тобой, — сказала Виктория, и он с облегчением вздохнул, ощущая под собой не воду, а холодную землю. Она здесь. Виктория не плод его воображения. Это ее голос, руки, ее аромат. Виктория! Он знает ее, любит, как и она его. Это правда. Это не сон. Так почему же он не мог в него поверить?