Все еще будет - Афанасия Уфимцева Страница 30

– Яхты не пожалею. Утоплю твоего приятеля вместе с яхтой. Ну а тебя – за борт, в набежавшую волну… Хотя не исключено, что к лету яхты у меня уже не будет. Ялик твоего друга устроит?

Маргарита хоть и оттаяла внутри, размякла, но все же продолжала по-прежнему держать власть над последним оплотом самообладания – своим голосом. Он звучал твердо, решительно:

– Я ничего не понимаю. Сначала ты признаешься мне в любви, затем перестаешь меня замечать. И кто эта красавица Лиза, с которой ты был так любезен? Впрочем, это так, к слову. Твоя Лиза меня совершенно, ни капельки не интересует. Яхта, ялик… Что все это значит?

Маргарита едва удержалась, чтобы не приплести еще и великолепную Зину из Лавровского театра. Но тогда это уже было бы наверняка истолковано как ревность в чистом виде. Слава Богу, удержалась. Иван же посыл об отсутствии у Маргариты интереса к личности Лизы понял правильно, а потому начал не с ялика, а именно с нее, с Лизы:

– Лизу я знаю уже почти двадцать лет. Мы вместе учились в университете – с ней и ее первым мужем. Как женщина она меня никогда не интересовала. Ее помощь как старого друга, ее связи мне сейчас просто необходимы. Если и дальше так дело пойдет, у меня скоро все отнимут… И будем мы жить на твою учительскую зарплату. Однако и ее, возможно, не будет. Школа пропадет вместе с курортом.

После небольшой паузы он улыбнулся и с лукавым прищуром продолжил:

– Хотя есть и другой вариант. Вы вместе с твоим американцем можете меня усыновить. Скажи ему, что с тобой будет мальчик.

– Ты можешь говорить серьезно? – Маргарита сделала обиженное лицо.

– Я и говорю серьезно. Ты, наверное, уже слышала, что всего в десяти километрах от нас планируют построить речную резиденцию президента. Слухи пока ничем не подтвержденные, но земля в окрýге уже подорожала в разы. Любят у нас селиться поближе к власти. Ну и долго ждать не пришлось. Нашлись авторитеты, положившие глаз на курорт. Кроме того, они пытаются сместить меня с поста мэра. В городской думе готовятся поставить на голосование вопрос о моем «удалении в отставку». Звучит-то как глупо: «удаление». И куда я могу удалиться? У меня всё здесь, в Вольногорах. Замков в Австрии я себе не построил. Да и в Лондоне квартирку не прикупил. Бежать мне некуда и незачем. Ты не представляешь, насколько это серьезно… Эти люди постоянно угрожают мне, угрожали моей матери – ей пришлось уехать из города.

Иван нахмурил лоб и замолчал. Затем, глубоко вздохнув и будто собравшись с силами, продолжил:

– Ты знаешь, иногда мне начинает казаться, что на меня охотится целая армия безнадежных придурков. На прошлой неделе ко мне приезжали люди «авторитетные», предлагали по-хорошему отказаться от прав на курорт. Вчера я получил идиотское письмо, где мне угрожают казнить моего кота. А это сегодняшний опус. – Он достал из кармана и протянул Маргарите скомканный листок. Всего двенадцать строчек, но какие!

Подвернулась сватьюшка —

Тетушка-Фемидушка.

Отыскала Ванюшке

Белую лебедушку,

Толстую да крепкую,

Из пеньки крученую.

Не по нраву Ванюшке

Та была молодушка.

Тетушка-Фемидушка

За и против взвесила

И без рассуждения

Ванюшку повесила!

Иван забрал листок и положил в карман. После небольшой паузы грустно произнес:

– Я просто начинаю тихо сходить с ума от всего этого кошмара. В любом случае тебе тоже нужно уехать на время ради твоей безопасности. Они не остановятся ни перед чем, если узнают о тебе… о нас…

– Никто ничего не узнает. Это во-первых. Во-вторых, я тоже получала идиотскую записку – на самом первом учительском собрании в твоем доме. Там было написано: «Не пялься на него. Он не твой».

– А на кого ты пялилась? – спросил Иван без улыбки, со всей возможной серьезностью в голосе, почему-то вдруг ставшим более низким, чем обычно.

– Неважно, это к делу отношения не имеет, – стушевалась Маргарита, вмиг покраснев и пожалев, что ей вообще взбрело на ум рассказывать о подметном письмеце. – Важно другое: в городе есть какой-то графоман, который упражняется в эпистолярном жанре и никакой реальной опасности не представляет. И в-третьих, ты слишком плохо думаешь обо мне, если считаешь, что я вот так запросто соглашусь уехать. Я ни словом, ни взглядом не выдам себя и буду ждать столько, сколько нужно. Главное, я буду знать, что ты рядом, что ты жив и здоров. Ведь если я буду далеко, я постоянно буду думать о том, что ты бегаешь под снегом и дождем с открытой головой, что ты попал в какую-то опасную историю, – завершила она улыбаясь.

– Нет, по этой части у нас ты мастер. Более того, тот факт, что ты несколько месяцев назад получала какую-то идиотскую записку, вовсе не означает…

Маргарита не дала Ване договорить. Она почувствовала, что его бархатный баритон лишает ее последних остатков воли. Встав на цыпочки и зажмурив глаза, крепко-крепко прижалась к своему милому. От прикосновения к его колючей щеке по телу побежали мурашки. «Ты вся дрожишь», – прошептал он. Она хотела что-то ответить, но он закрыл ее рот поцелуем. Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее шею, она уткнулась носом в его волосы, дивясь их запаху – теплому и какому-то детскому. Тут она заметила несколько седых волосков у его виска, но расстроиться или удивиться не успела, поскольку именно в это самое мгновение милый Ваня впал в такое сладкое неистовство, что оставаться безучастной не было решительно никакой возможности.

Если честно, она и раньше понимала, что рано или поздно это произойдет, но надеялась оставлять цветы своей любви к Ване нетронутыми как можно дольше. Но не вышло, не получилось. И стоит ли кого-то в этом винить? В конце концов, и плоды их любви оказались чудо как хороши.

Под утро, нежно коснувшись губами ее уха, он тихо сказал:

– Я хочу сегодня же поговорить с Николаем Петровичем. Он должен знать о моих чувствах к тебе.

Реакция Маргариты его удивила. Она яростно замотала головой, глаза расширились, голос зазвучал озабоченно:

– Умоляю тебя, Ванечка, пока не надо. Мой бедный папа совсем не готов к этому. У него свои представления о моем будущем. Позволь мне подготовить его постепенно. На его долю и без того выпало достаточно потрясений за последнее время.

– Как знаешь, но получается, что я у него за спиной ворую его любимую и единственную дочь.

– Это еще неизвестно, кто кого своровал. Я думаю, твоя мама быстро бы растолковала, что к чему.

Иван на шутку Маргариты не прореагировал. Даже не улыбнулся. Видно, думал о чем-то своем. Впрочем, это было простительно. От всех напастей, нахлынувших на него, и самая твердая, чугунная голова пойдет кругом.

Целуя свою милую на прощание, он зачем-то грустно шепнул ей в нежное ушко:

– Ты должна всегда помнить, что я люблю тебя. Что бы ни случилось.

Приближался рассвет. Закрывая за милым Ваней окно, Маргарита увидела пелену из белого искрящегося снега, неподвижно висевшую над вольно раскинувшимся внизу городом.