Два секрета любовницы - Дэни Коллинз Страница 30

— Син, — ласково произнес он, прижавшись губами к ее плечу и пристроившись поближе.

— Не трогай меня. — Она откинула его ногу со своей ступни, а руку со своего бедра. — Одно дело посадить кого‑нибудь в клетку, потому что ты любишь это существо и хочешь защитить. Но тебе на самом деле все равно, а я чувствую себя заключенной. Поэтому никакого супружеского визита.

— Перестань. Ты сильно преувеличиваешь. — Он все же положил руку ей на талию.

— Я устала! Оставь меня в покое.

Он выругался, скинул одеяло, встал и вышел из спальни.

Синния проснулась поздно, одна, в глазах — словно песка насыпали. Она приложила к векам холодный компресс, кое‑как причесалась, почистила зубы, надела летнее платье, в котором не так сильно походила на цирковой шатер, и спустилась вниз. Нервы были на пределе.

Все уже вышли из дома и были в хорошем настроении, отчего скрывать свое подавленное состояние намного труднее. Синния присоединилась к Хасне за столом под зонтиком. Трелла сидела рядом на шезлонге, что‑то показывая матери на своем планшете. Касим и Садик стояли вместе с Анжеликой и делали ставки, наблюдая игру братьев в теннис: Анри и Рамон на корте ожесточенно сражались, словно собирались прикончить друг друга.

— Они оба великолепны, — сказала Хасна, вытянув шею. — Но верность требует от вас сделать ставку на Анри.

— Это тот самый йогурт, о котором говорили вчера? — Синния оглядела формочки.

— Да, очень вкусный, — рассеянно ответила Хасна. — И мюсли тоже. — Она снова отвернулась к корту, где гулко стучал мяч. — Счет сравнялся. Боже, это так захватывает.

Синнию не привлек розовый цвет йогурта, и она попробовала мюсли, но не успела проглотить, как почувствовала покалывание в нёбе и в горле.

— Мюсли. — Синния хватила Хасну за руку. — Там есть клубника? Вызывайте скорую. — Язык у нее мгновенно стал распухать. — Позовите Анри. Скажите ему, что мне нужна моя аптечка.

— Что? — не поняла Хасна.

— Я аллергик, — прохрипела Синния, — аллергия на клубнику.

— Анри! — закричала перепуганная Хасна. — Синния съела клубнику!

Откуда‑то издали до Синнии донесся голос Треллы — она говорила, что вызывает скорую. Синния закрыла глаза и ухватилась за край стола, думая лишь о том, что надо дышать. У нее вырывался сдавленный хрип, воздух, казалось, поступал к ней через тонкую соломинку.

Голос Анри… Он кричал, чтобы принесли ее аптечку. Синния открыла глаза и увидела Анри, взъерошенного, злого, с посеревшим, испуганным лицом.

Аптечка стоит за зеркалом в ванной комнате. Помнит ли он? Она хотела дотянуться, ухватиться за него, но ноги отяжелели, а руки горели, как в огне. В ушах звон и зуд, перед глазами все плыло.

В бедро вонзилась игла, укол походил на укус насекомого.

Анри с силой сжал ей щеки.

— Смотри на меня, chйrie. Дыши.

Она старалась. Она хотела сказать: «Дети», но губы распухли и онемели. Слезы наполнили глаза. Она испугалась. Все тело в огне, кожа сейчас лопнет, не в силах вынести этот жар. Что, если ее беспечность навредит близнецам?

Еще один укол в бедро.

Синния молилась, чтобы лекарство помогло, и прислушивалась, не едет ли «скорая», но сердце стучало так громко, что ничего не было слышно. Она из последних сил сделала вдох, надо сделать еще один…

Было больно руку — это Анри так крепко ее держал.

— Синния, дыши!

Она старается.

Прошлым вечером Синния была права, но он отказался это признать. Он упрямо не допускал ее в свою душу, отстранял ее.

Он ушел, и, даже зная, что она плачет, сказал себе, что все делает для ее же пользы. Он оберегает ее, а для этого ему необходима ясная голова, и сердечные дела только мешают.

Ее безопасность — это основное, главное.

Крик Хасны «Синния съела клубнику!» стал еще одной кошмарной фразой, которую он услышал в своей жизни.

— Мы здесь. — Рука Рамона легла ему на плечо.

Трелла с другой стороны взяла его руку:

— Где она? Что сказали врачи?

Анри понял, что стоит посередине больничного коридора, уставившись на двери, куда от него увезли Синнию. Конечно же, Рамон ехал следом за «скорой». И конечно же, его беременная сестра тут же залезла в машину Рамона.

— У нее упало давление, — произнес Анри, повторяя страшные слова, которые, подобно взрыву, отдавались в голове. — Они сказали, что дети могут не получить достаточно кислорода. Они их унесли… Я должен позвонить ее матери…

— Мама ей позвонит. Касим организует ей перелет. Синнию отвезли в хирургическое отделение? Она была в сознании в «скорой»? Ей дали какие‑то лекарства? Она дышала? С ней все будет в порядке? — Трелла засыпала Анри вопросами.

— Она пыталась дышать, — прохрипел Анри — он сорвал голос от крика. — Ей поставили в горло трубку. После этого она отключилась.

Рамон усадил Анри на стул и крепко обнимал его за плечи. Анри, согнувшись, уперся локтями в колени и зажал руками глаза. Не помогло — он видел посиневшие губы Синнии, чувствовал ее руку, вцепившуюся в него.

— Я видел на столе йогурт, в нем была клубника. Зачем я стал играть в теннис? Я должен был находиться там, у стола, ждать ее, чтобы предупредить.

— Мы все знали, что она аллергик, — сказала Трелла. — Синния всегда осторожна. Она постоянно спрашивает про еду. Я не знаю, почему сегодня она этого не сделала.

— Мы поругались. Она забыла все проверить.

— Анри, ты не виноват. — Маленькая рука Треллы сжала ему запястье.

Нет, это его вина.

Если бы он произнес слова, о которых просила Синния прошлым вечером, слова, которые вырвались из него наружу в машине скорой помощи, все бы сейчас было по‑другому.

Синния его любит. Анри был тронут, был наполнен такой нежностью и ликованием, что потянулся, чтобы обнять ее, прижать к сердцу.

Потом она что‑то сказала про то, что чувствует себя узницей, и… он ушел.

Он ушел в гневе, твердя, что не пойдет у нее на поводу и он не обязан чувствовать то, чего не хочет чувствовать. А она? Она несла свою любовь к нему, как стойкий солдатик.

Анри всегда знал, что любовь будет ему мешать, но… любовь Синнии… Ее солнечная улыбка и остроумные замечания, ее страстность и даже упрямство помогали ему жить целых два года, но он этого не осознавал. Только после ее ухода, только тогда он понял, как же ему не хватает Синнии.

И вот она вернулась, он хотел жениться на ней. Потому что не видел смысла в жизни без нее.

Почему он не сказал ей всего этого вчера?

— Я пытался сказать, что люблю ее. В «скорой». Не думаю, что она меня услышала.