Валентинов день - Джейн Фэйзер Страница 30

Его губы двинулись от уха к шее. Язык провел мучительно сладостную влажную линию от маленького бугорка на позвоночнике к ямочке у основания затылка.

От восторга Эмма содрогнулась. Искра страсти вспыхнула в животе, и влага желания устремилась к бедрам. Но она не шелохнулась. Любое движение казалось невозможным.

Руки мужчины скользнули по ее телу, коснулись грудей, пальцы ловко развязали серебряные ленты, стягивавшие домино, и кисея с тихим шелестом упала на пол. Ладони охватили груди, сжав их сквозь ткань платья, затем пальцы проникли за вырез ворота. Руки приподняли груди внутри платья, а кончики пальцев ласкали соски, пока они не напряглись и не налились желанием.

Эмма кусала губу. От каждого его прикосновения к соскам живот сводило судорогой. Она почувствовала, как увлажнилась нежная кожа меж ее бедер. Кровь бурлила в жилах, а кожа пошла мурашками, словно ее пронзили тысячи иголочек наслаждения.

Мужчина начал сзади поднимать ее юбку — очень медленно, осторожно, аккуратно сворачивая складки материи, так что Эмма чувствовала прикосновение влажного воздуха сначала к бедрам, потом к ягодицам. Он прижал свернутую юбку к ее пояснице и свободной рукой поглаживал округлость зада.

Он, бывало, говаривал с ленивой улыбкой, что это ее место — платонический идеал женской красоты. А она всегда смеялась, будто бы в шутку, но на самом деле ужасно довольная. И сейчас под этой лаской она оставалась недвижимой. От нее не требовалось ничего — только всецело отдаваться чувственному путешествию в этом сказочном благоухающем саду.

Но вот ласки сделались настойчивее. Руки проникли меж бедер, пальцы поднялись по влажной бороздке, в которой, ей казалось, теперь сосредоточено все ее существо. Ноги разошлись помимо ее воли, и Эмма застонала. Негромкий звук, но в тишине оранжереи он прозвучал как раскат грома.

Ладони снова оказались на бедрах Эммы, затем распластались по животу и прижали ее к мужчине. В его движении был приказ, и Эмма наклонилась вперед. Перед ней на уровне пояса располагался каменный подоконник, и она оперлась о него руками, изогнувшись в талии. Ее захлестнула горячая волна настойчивого желания.

Придерживая Эмму за бедра, мужчина одним движением погрузился в ее раскрывшуюся плоть. А она, рванувшись ему навстречу, вжалась ягодицами в его живот и уперлась лбом в увитое виноградом окно.

Он снова вошел в нее, и она почувствовала на шее его дыхание и трепет его плоти глубоко внутри. Потом забылась в вихре наслаждения.

Откуда-то издалека доносились музыкальные аккорды, шум голосов и шарканье ног. Но эти привычные звуки сейчас ничего не значили. Эмма едва ли заметила момент, когда он покинул ее тело. Юбки упали и прикрыли ее наготу. Но она продолжала чувствовать только холодок стекла подо лбом и камень подоконника под ладонями.

И вдруг поняла, что осталась одна. Аласдэр ушел. Эмма медленно выпрямилась. Голова прояснилась. Музыка зазвучала громче и проникла в замкнутый мир страсти.

Эмма опустила глаза. Ее домино валялось у ног. Потребовалось несколько секунд, чтобы его подобрать и завязать ленты. Несколько движений, чтобы разгладить юбки, и все оказалось скрыто. Только она ощущала последствия любви — запах, слабый пульс, роса их общего наслаждения.

Она вышла из оранжереи и приказала подать карету. И вела себя так, как если бы ничего не случилось. Потом зашла в дамскую комнату.

Мария по-прежнему лежала раскинувшись на диване и с явным нетерпением ожидала возвращения Эммы, которая отсутствовала дольше, чем она рассчитывала. Она решила, что Аласдэру потребовалось переговорить наедине с господином Дени. И естественно было предположить, что разговор шел именно об Эмме. Аласдэру не больше, чем Марии, нравилось наблюдать, как эмигрант прибирал к рукам девушку.

Не в силах скрыть любопытство, она тут же спросила:

— Господин Дени не обиделся, что ты покинула его так внезапно?

— Нет, — ответила Эмма. — Нисколько.

Мария испытала разочарование. Мужчина, которого только что серьезно предупредили, должен был как-то себя проявить. Но с Эммой явно происходило что-то странное. Она казалась рассеянной и слишком погруженной в собственные мысли.

— Все в порядке, дорогая?

Девушка быстро улыбнулась.

— Конечно. Просто немного устала. Карету подадут через несколько минут. Ты способна идти?

— Я чувствую себя намного лучше. — Изящным движением Мария поднялась с дивана и подобрала веер и шарф. — Но я тоже хотела бы побыстрее добраться до постели. Эти балы так утомительны! Я всегда готова тебя сопровождать, дорогая, но иногда мне кажется, что я предпочла бы остаться в домашней тишине, — добавила она, явно покривив душой.

Эмма сдержала улыбку, взяла Марию за руку и повела ее на улицу.

* * *

Поль Дени пришел в себя в темной и пустой оранжерее, когда звуки веселья стихли и последний гость уже покинул дом. Он сел и осторожно ощупал затылок. Кожа, похоже, была не повреждена, но на затылке вздулась и болела огромная шишка. Голову немилосердно ломило.

Кто? И зачем?

Ни на тот, ни на другой вопрос он не находил ответа. Потом заметил, что его домино и маска валяются рядом на полу. Их с него сняли. Но для чего? Кому они понадобились?

И этого он не знал. Тем более не мог решить в теперешнем опьяненном состоянии. Только чувствовал, как закипает в нем ярость: и на напавшего, и на себя самого за то, что позволил такому случиться. Не важно, что он не догадывался об опасности. Его дело быть настороже даже в самых обычных обстоятельствах.

Эмма, вероятно, вернулась и нашла его без сознания. Теперь она гадает, что произошло. Поэтому следовало придумать какое-то правдоподобное объяснение.

Поль встал на колени, с трудом сдержав стон, — так сильна была пронзившая голову боль. Прижал домино и маску к груди, медленно поднялся на ноги и стоял, покачиваясь и собираясь с силами.

За стенами оранжереи в доме тишина еще не наступила. Слуги расставляют вещи по местам после бала, догадался Поль. Они будут поражены, если увидят, как из оранжереи появляется бледный и растрепанный забытый гость. Имея такую профессию, Поль прожил столь долго, потому что научился не привлекать к себе внимания даже простой прислуги.

Он прикинул, что из оранжереи должен быть выход в сад, нетвердой походкой пошел вдоль стены и был вознагражден небольшой дверцей в задней части оранжереи. Отпер замок и оказался на обжигающем холодке раннего утра. Морозный воздух вернул Поля к жизни и прочистил мозги. Железные ворота в стене сада выходили на улицу. Они оказались запертыми, но за оградой никого не было, и француз незамеченным спокойно перелез через створку.

По пустынным улицам он добрался до Халф-Мун-стрит. Даже фонарщики уже давно отправились спать, а уличные торговцы еще не выносили свой товар. Путешествие не заняло много времени, и через полчаса Поль добрался до места.