Дочь Великой Степи - Витольд Недозор Страница 30

Все молчали. Так что снова заговорить пришлось все-таки ей:

– Сроку вам – до моего возвращения. Через луну если кого застану – не обессудьте. И еще…

Опять повисло молчание. Зиндра разомкнула губы: может быть, хоть что-нибудь удастся исправить?

– Да нет – все! – вдруг свирепо выкрикнула Аксиана и, не давая себе опомниться, засвистела, подзывая коня. За ней кинулись к своим лошадям и прочие из ее шестерки…

Оставшиеся шестеро стояли на берегу и провожали взглядом своих сестер по мечу. Бывших сестер.

Аксиана и выбравшие ее уже скрылись в пыльном мареве степи, а они все стояли и смотрели, забыв о пленнике-добыче и обо всем прочем. Променяли ли они свое горькое сестричество на серебро или дело было в ином? Жалеют ли они уже сейчас о выборе или радуются, что теперь сами себе хозяйки?

Да так ли это важно?

Затем Зиндра обнаружила, что на нее вопросительно смотрят пять пар девичьих глаз. И вдруг поняла, что она теперь их ардара, их повелительница. Они ждут ЕЕ приказа. А она почему-то не может оторвать взгляд от Саны, вдруг принявшейся поправлять на боку колчан, будто нет в мире ничего важнее, чем увидеть, удастся это ей прямо сейчас или нет.

– Девочки, давайте… давайте человеку одежду хоть какую сообразим – срам прикрыть, – распорядилась Зиндра.

Первый приказ новой ардары вышел так себе, но все с облегчением зашевелились.

– На коне удержишься, Теокл? – Зиндра повернулась к съежившемуся под ее взглядом эллину. – Потому как плащ для опоясания мы тебе сейчас выделим, но обувки подходящей для тебя точно нет. А идти пешком долго будет – обезножеешь вчистую…

– Удержусь, кирия Варка… – пробормотал тот, закашлявшись. – Я… я участвовал в Автоликиях, когда был такой, как ты…

«Потом расскажешь, что такое Автоликии?» – Зиндра поискала взглядом Меланиппу. Та молча кивнула. Она как раз стояла с плащом в руках: успела отыскать запасной в седельной сумке.

– Не Варка, а Зиндра. – Приняв у подруги плащ, новая ардара бросила его пленнику. Теокл стал торопливо сооружать из него себе опоясание, резко привстал – и тут же рухнул на колени, коротко застонав. Похоже, тело и впрямь слушается его еще плохо.

Не задумываясь, Варка – да нет, теперь уже снова Зиндра, прежнее имя отслужило свое, – протянула руку, чтобы помочь ему. А тот вдруг, стоя на коленях, схватил ее ладонь и истово поцеловал…

Ночь за слюдяным окном была как темное вино. Всплески зарниц недалекой грозы и рокот грома заставляли черепицу чуть вздрагивать, но внутри дома было сухо и тепло. Непостижимо сухо и тепло по меркам любого из степных обиталищ…

Стены расписаны белыми спиралями с розовыми цветами, а пол выложен красной и черной плиткой. Кровать из крепчайшего самшита и палисандра украшена бронзовыми завитушками. На ней покрывало из тонкой шерсти с пурпурной каймой…

На кровати посреди всей этой роскоши восседает, поджав ноги, молодая красивая женщина. Свободное одеяние не скрывает большого выступающего живота – женщине предстоит вскоре родить.

Встав, она подошла к зеркалу. Зеркало это было особо изящной работы: на подставке из кипариса – бронзовый диск поперечником в локоть с лишним; его держит на голове высокая фигурка обнаженной богини.

Вглядись – и увидишь в полированном металле при свете трех фитилей отражение прекрасной эллинки. Чуть выше среднего роста, голубые глаза сверкают изумительной чистотой. Слегка вьющиеся волосы необыкновенного цвета спелой пшеницы, струясь вдоль чуть угловатых скул, каскадом спадают на высокую грудь, обрисованную тонкой тканью платья. Это короткое домашнее платье до колен, которое подобает носить лишь перед супругом, ну и домашними рабами, которые воистину принадлежность дома и взгляд которых закрыт. Локоны перехвачены шелковой зеленой повязкой; брови чуть тронуты сурьмой, немного сурьмы и на ресницах. Вкус, воспитание, спокойное достоинство, которое усваивают с детства.

Как мало она, эта хозяйка большого богатого дома, похожа на прежнюю Зиндру… Ее и представить себе нельзя в расшитой узорами посконной рубахе, кожаных штанах и войлочном колпаке. А тем более с копьем в руках и луком за плечами!

Так ведь она уже и не Зиндра, тем более не Варка. Она – кирия Гипсикратия, супруга богатого и уважаемого гражданина Синопы. Солидные бородатые торговцы с золотыми ожерельями на жирных шеях подобострастно кланяются ей, когда она в сопровождении подобающей ее высокому положению свиты навещает их лавки.

Она еще раз посмотрела в зеркало. Ни отеков, ни пятен, какие столь обычны у женщин на сносях.

Грустно вздохнула: тяжело в такое время быть одной, без мужа. Но такова, видать, женская доля – что у жены пастуха из саманной мазанки или дымной юрты, что у жены богача и морехода из дома-дворца: проводить жизнь в ожидании, когда ее мужчина вернется…

Вспомнила слова матушки, как ей повезло, что ее муж – кузнец, а не пастух, потому он всегда с ней. Понадеялась, что родители ее сейчас из Йерея видят ее и радуются счастью дочери.

Подошвам стало зябко, и Гипсикратия надела войлочные босовички, вслепую нашарив их ступней под кроватью. Обувь была тем немногим, в чем она позволяла себе отступить от обычаев родины Теокла. Женщины тут – и знатные тоже – в своих домах обычно ходили босыми. Но у нее отчего-то мерзли ноги, словно бы греческий мрамор, признавая в ней некоренную гречанку, особенно сильно вытягивал тепло. В родном селении она, бывало, бегала босиком чуть не до снега, однако тут заказала себе несколько пар войлочной обуви с узором, тем самым умилив Теона до глубины души.

Да и на улицу она выходила в сшитых по особому заказу коротких сапожках из телячьей тонкой кожи. Сандалии ей тоже совсем не показались – особенно когда она вступила в собачье дерьмо, от которого на улицах эллинских городов не были застрахованы даже богатые и знатные. Тем более их жены.

Покинув спальню, Гипсикратия сперва прошла в андрон, «мужскую половину», куда в обычные дни, когда хозяин был дома, входить без нужды не полагалось… Но сейчас в нем оказалось пусто и холодно, как-то не по-хорошему безжизненно. Когда Теокл был дома, тут часто проходило то, что эллины называли «симпосии». На них полагалось вести умные беседы и умеренно употреблять вино, но куда чаще, на взгляд Гипсикратии, они напоминали простые пьянки. Это она понять сумела, хотя женщин на пиршества греки не допускали: выйди поприветствовать гостей и тут же удались к себе; если даже кто-то приходил с женой, то она отправлялась в гинекей и обязанностью супруги хозяина было ее принимать. Может, конечно, это и правильно, особенно если знать, какие песни доносились из-за дверей андрона и как потом дюжие рабы на закорках волокли участников по домам.

Иногда, впрочем, жены друзей и подчиненных Теокла приходили к ней в гости сами – и эти встречи оставляли у нее странное ощущение.

Обсуждали наряды, свои и соседок, перемывали кости развратницам, ругали глупых ленивых рабов. Говорили о детях – у кого они были. Злословили о гетерах и флейтистках, на которых мужья спускают серебро…