Мансарда для влюбленных - Алина Кускова Страница 30

– Вот и хорошо, – сказал, глядя на него, Туесков, – а то голова и так раскалывается. Бегает, мельтешит. Ничего с твоим Педро не будет. Самогонка крепкая, домашняя, на травах настоянная. Проспится парень, и отправитесь дальше путешествовать, чего уж там. На обратной дороге милости прошу к своему шалашу. Куда вы там собирались? В Третьяковскую галерею? Далековато будет. Придется Пелагею просить, чтобы подвезла. Только у нее машина вонючая, да вам, иноземцам, как раз в диковинку.

Толстый поднял голову, под его глазом расплылся здоровенный синяк.

– Эх ты, сердешный, – покачал гудящей головой Марчелло, – не повезло-то как. Сам споткнулся! Слышишь? Вот немчура проклятая, ничего не понимает. Я тебе говорю, за культурную программу нужно выпить! – Туесков потянулся к столу. – Одному нельзя, получится чистой капли спирта алкоголизм. Вдвоем – пьянство. А трое это уже коллектив. Собрание человеков! Улавливаешь мысль?

Толстый итальянец, кряхтя, поднялся с пола и сел за стол, поставив перед собой пустой стакан.

– Ничего ты не улавливаешь, – вздохнул Туесков и направился тормошить тонкого. – Хлипкий, ему мало надо. Говорил же ему: «Баста!» – а он мне: «Хеппи энд». Вот тебе и хеппи энд.

Туесков потряс тонкого, хлипкого Педро, как яблоню-трехлетку, давшую одно-единственное яблоко за лето. Педро открыл мутные глаза и зловеще посмотрел на Туескова. Толстый на всякий случай перекрестился. Туесков, не обращая внимания на злыдня, насильно усадил его за стол и налил самогонки в его посуду. Дрожащими руками Педро ухватился за стакан.

– Будем, господа иностранцы! – провозгласил Марчелло и опрокинул содержимое своего стакана внутрь. – Чтоб нам всегда так жилось! – Если бы итальянцы догадались об истинном значении последней фразы, то умерли бы тут же, не откладывая мучения в долгий деревянный ящик.

Но те не поняли конечный смысл фразы и закивали головами.

– Я вам что скажу, – поддерживал светскую беседу Туесков, – сегодня ходить по нашей деревне опасно. Народ говорит, приехали какие-то мафиози убивать беглого Марио Берлусконни.

– Марио Берлусконни! Марио Берлусконни! – радостно закивали те.

– Его, иноземца треклятого. Взбудоражил всю деревню, всех девок переполошил, а одну с собою увез. Так что сидите тихо, чтобы мафиози вас с Марио не перепутали и животы вам вместо него не повспарывали.

– Марио! Марио! – радовались итальянцы.

– Культурную программу можете отложить до более спокойных времен. Педро! Наливай.

Тонкий ожил и засуетился, принялся ухаживать за хозяином.

– Марио? Марио? – заглядывал он в стекленеющие от беспробудного пьянства глаза Туескова.

– Нет его. – Тот развел руками. – Сбежал! Я же русским языком говорю. М-да, русского они не понимают. Будем, мужики! – Он поднял стакан и чокнулся с гостями. – Что вы такие квелые сидите? Не переживайте, – он похлопал по бутыли с самогоном, – у меня в подполе еще одна стоит.

– Ихь бин капут, – сказал толстый по-немецки в надежде на блистательные успехи Туескова в школе и указал на бутыль.

– И я о том же, – обрадовался Туесков, – капут ей, братцы.

– Марио капут, – повторил толстый.

– Капут Марио, – заявил тонкий и резанул ребром ладони по горлу.

– Ну, это мы еще посмотрим, – усмехнулся Туесков. – Наши девки проворные, не зря он одну с собой прихватил. С ними как за каменной стеной, не пропадешь. – И Марчелло стукнул кулаком по столу.

Итальянцы притихли и выпили. К вечеру обе бутыли самогона валялись под столом совершенно пустые. Рядом с ними валялись иностранные гости. Они были заботливо прикрыты маскировочной сеткой и утыканы лопухами. Марчелло же отправился на поиски мафиозников, переполошивших деревню.

Для разборок с ними он прихватил палку из частокола, его душа требовала зрелищ и действ.