Невеста-соперница - Кэтрин Коултер Страница 30

Не дамский он угодник,

Совсем не пьет водицы.

Ему по вкусу пиво

Да бойкие девицы.

Пьет пиво, веселится,

Пока корабль в порту…

Трое рабочих, знавших песенку, стали ей подпевать, раскачиваясь в такт. И тут каменщик Макки крикнул одной из женщин:

– Мэг, потанцуй со мной!

Вскоре во дворе уже кружились четыре пары. Марта лихо отплясывала с юным Томасом, сыном кузнеца, только сейчас отпраздновавшим свой десятый день рождения. Алекс услышала, как она сказала:

– Это и есть моя госпожа, мисс Холли. Только послушай, как заливается!

Вдовствующая графиня, леди Лидия, напевая, тоже раскачивалась в кресле, благо от навеса над крыльцом падала благословенная тень. Рядом сидела Анджела Тьюксбери, смеясь и пытаясь отбивать ладонями такт.

В дверях возвышался Холлис, благосклонно улыбаясь и притопывая ногой. Поймав взгляд Джейсона, он показал на блюдо и одними губами выговорил: «Лимонад, печенье». Джейсон прошептал волшебные слова сначала Эверетту, потом Дугласу. Но, к его полнейшему изумлению, оба вцепились в него и хором потребовали продолжения танца.

Пришлось еще раз спеть до конца песню про пьяного матроса, прежде чем близнецы решили, что хотят лимонада. И все потому, что Холлис налил себе большой стакан и пил с таким удовольствием, что капли ползли по подбородку.

Вскоре они уже сидели на одеяле в тени, рядом с леди Лидией и миссис Тьюксбери. Корри поставила между ними тарелку с кексами и печеньем. Малыши весело болтали на понятном лишь им одним языке. Каждый старался захватить как можно больше кексов.

– Принеси воды, Холлис, – пропыхтел Джейсон. – Небеса милосердные, у этих двоих больше энергии, чем у Элайзы Дикерс. Даже ей не удалось измотать меня больше, чем эти двое.

– Элайза? Баттиморская красавица? – поинтересовался Дуглас.

Холли чопорно поджала губы, выпрямилась и прошипела:

– Ах да, милорд. Насколько я понимаю, когда-то Элайза Дикерс, одна из признанных балтиморских красавиц, считалась добродетельной вдовой. Но все это было до появления в городе вашего сына.

Джейсон застыл на месте, как тот столбик ограды, который вколачивал в землю всего час назад, наградил ее взглядом, от которого скисло бы самое свежее молоко, и отчеканил голосом, способным заморозить предместья ада:

– Элайза Дикерс – леди и одна из лучших подруг Джесси Уиндем. В отличие от вас, мисс Каррик, она – взрослая женщина. И никому не причинила вреда ни словами, ни делом.

Резко повернувшись, он отошел к брату.

– О Боже, – прошептала Холли, глядя ему вслед.

– Почему вы так не любите моего сына, мисс Каррик? – осведомился Дуглас.

– О Боже, – повторила Холли. – Я не хотела, правда, не хотела, только…

– Все еще злитесь на него, потому что он владеет половиной Лайонз-Гейт?

– Нет, – обронила она, продолжая смотреть на Джейсона, что-то говорившего матери.

– Вот как, – заметил Дуглас, улыбаясь девушке.

Холли встрепенулась.

– Мне не нравится то, о чем вы думаете, сэр, хотя я и не знаю, что именно вы имеете в виду, не знаю и знать не хочу.

Джейсон осушил стакан воды жадными глотками. Его распахнутая до талии рубашка была мокрой от пота и липла к коже. Темная поросль на груди тоже поблескивала капельками пота, о чем она вовсе не собиралась думать.

Если Дуглас не ошибался, а он никогда не ошибался в подобных вещах, Холли Каррик смотрела на его сына с весьма тревожным выражением лица. Он был готов прозакладывать целое состояние, что она ревнует. Да-да, только сейчас он наблюдал взрыв поистине первобытной ревности, недостойной, глупой, низкой ревности. Конечно, весьма трудно увидеть другую сторону этой девушки, очаровательно человечную сторону, после того как он так долго хотел ее удушить.

Джейсон бросил стакан одному из рабочих, стоявших рядом с Холлисом. Дуглас покачал головой и снова обратился к Холли:

– У вас прекрасный сильный голос. Знаете ли вы, что герцогиня Уиндем приходится родственницей Джеймсу Уиндему?

– О да, она очень известна в Балтиморе. Насколько я слышала, Вильгельмина Уиндем ненавидит ее. Впрочем, она ненавидит весь свет, так что я ничего особенного в этом не нахожу.

– Как вам пришло в голову спеть эту песенку на мотив вальса? Прекрасная находка!

– Спасибо, но, полагаю, мне пора развесить новые шторы в спальне. Работа не ждет, – пробормотала девушка и побрела к дому, низко опустив голову.

Дуглас проводил ее долгим взглядом. Похоже, она сильно расстроилась. И плечи слегка опущены.

Джеймс подошел к Джейсону сзади, расстегивая пропотевшую рубашку.

– Заметил? Холли не надевала штанов с того дня, как мы впервые встретились.

– На это мне нечего сказать, – засмеялся Джейсон. – Уверен, она всегда готова сбросить платье и натянуть штаны, только чтобы мне насолить. Ад и проклятие, кажется, всего минуту назад было прохладнее, чем сейчас.

Джеймс взял у рабочего стакан воды, глотнул и вылил остаток на голову брата.

– Лучше?

Джейсон взвыл, но тут же крякнул от удовольствия.

– Гораздо. Почему бы нам не поплавать сегодня вечером?

– Отморозите все, что только можно, – возразил отец.

– Скорее бы, – буркнул Джейсон и, услышав знакомое кудахтанье, оглянулся на бабку, сидевшую рядом с миссис Тьюксбери, тоже немолодой дамой.

Правда, до восьмидесяти ей еще жить и жить! На вид она не старше семидесяти. В седых волосах еще проглядывают темно-каштановые прядки, на круглом лице почти нет морщин. Она казалась абсолютно невозмутимой, и, к величайшему потрясению окружающих, леди Лидия немедленно прониклась к ней симпатией. Джейсон сам слышал, как ровно через пять минут после знакомства они кричали друг на друга в гостиной. Раньше он никогда не слышал, как кто-то смеет кричать на бабку, и теперь буквально примерз к месту.

Вскоре бабка выплыла из гостиной, увидела внука и сладко улыбнулась. Тот обнял ее.

– Тебе не понравилась миссис Тьюксбери?

Она отстранилась и погладила его по щеке.

– Анджела? По-моему, она весьма остроумна, мальчик мой. Можешь позвать Хорейса. Я хочу вернуться домой и поговорить с кухаркой. Анджела приглашена к обеду.

Голос Джеймса вернул его к действительности:

– Эта Анджела – неплохой человек. И очень забавна. Никогда не знаешь, что сорвется у нее с языка. По-моему, она очаровала бабушку, и наоборот.

– Просто чудо, – заметила мать, обнимая потных и грязных сыновей, после чего отступила, подняла лицо к небу, закрыла глаза и пошевелила губами.