Дети гламура - Наталия Ломовская Страница 3

Ему нравилось, что он так вот философствует наедине с собой, высказывает такие значительные суждения, нравилось читать Достоевского — хотя в воскресный вечер мог бы пойти в ресторан, в клуб, к друзьям! Было в этом что-то… настоящее. Знай наших!

В пустой квартире голос отразился от голых стен и принес с собой гулкое эхо, и тут же, как бы откликаясь, мелодично запиликал телефон. Дмитрий нехотя взял трубку.

— Я слушаю…

— Привет, Димка! — рявкнул знакомый веселый голос.

— Привет и тебе, друг мой Андрей, — церемонно ответил Дмитрий.

— Не хочешь проветриться? Что-то у тебя голос скучный. Случилось что-нибудь?

— Да нет, ничего особенного. Надоела эта пустая квартира. Лежу на диване, читаю Достоевского… — не удержался Лавров.

— Ой, Митя, и охота тебе было переезжать так срочно? Теперь вот мучаешься… Подождал бы, пока отремонтируют, чего тебе стоило?

— Да, свалял дурака, — со вздохом согласился Дмитрий. Перед Андреем, пожалуй, не стоило выпендриваться. — Так что там у вас? Вечеринка? Где и по какому поводу?

— Решил вас пригласить сегодня к себе. — В голосе Андрея чувствовалось нетерпение, и он не выдержал: — Есть что отпраздновать!

— Ну? — охотно удивился Дмитрий, хотя повышение Андрея давно уже было решенным делом, и об этом не знал только ленивый. — Наконец-то! Рад?

— Еще бы! — Даже по голосу чувствовалось, как широко Андрей улыбается. — Так придешь?

— Ну, само собой, сейчас же начинаю собираться.

— Чего там тебе собираться? Макияж освежать? Одевайся и выходи. Жду!

Дмитрий положил трубку и встал. Действительно, хорошо посидеть у Андрея. Будут только свои, можно расслабиться, не думать об условностях, можно зажигать свечи на столе или не зажигать, это уж как захочется, можно будет самому открывать шампанское, не дожидаясь официанта, можно будет не…

Поймав себя на этой мысли, Дмитрий усмехнулся. Это надо же — как быстро он устал! «От светского вихря», — сказал бы беллетрист века восемнадцатого. Вот, от светского вихря. Как быстро он привык к легким деньгам! Ему удалось проникнуть в сверкающий мир. Но стоит признать — ему неуютно. Словно кто-то невидимый и строгий вот-вот схватит его за шкирку и вышвырнет из этого мира. Потому что не заслужил. Получил на ширмачка. И только со старыми друзьями он может чувствовать себя свободно. Но от себя не убежишь, и как ни банальна эта народная мудрость, придется признать ее справедливость. От собственных страхов, от ночных кошмаров, от сердцебиений и волн ледяного пота нельзя убежать. Нельзя убежать от неспокойной совести, в которую Лавров не верил. Какая может быть совесть? Он что, украл? Не украл. Убил? Не убил. Он жил, как мог, и получил то, что само плыло в руки. И он молодой, молодой, жемчугом светится в темном зеркале улыбка, и он еще встретит свою любовь, и все будет, как на других глянцевых страницах, — домик на взморье, холеная красавица жена, стерильно-чистые малыши (ах, как похожи на папу) и счастливый отец — в лыжном костюме и очках… Впрочем, это с другой страницы, а на этой кто-то небрежно выкромсал кусок…

Он быстро пригладил перед зеркалом густые темные волосы. Как у многих людей, его лицо перед зеркалом приняло неестественное выражение, на тонких губах появилась заученная доброжелательно-ироничная улыбка.

Над московскими бульварами плыл весенний вечер — обычный столичный вечер, говорливый, дурнопахнущий, хмельной. «Поеду на метро, — решил Лавров. — А то в пробках дольше простою. Нужно быть ближе к народу».

Решив таким образом осчастливить гипотетический народ своей непосредственной близостью, Дмитрий направился к входу в метро.

В поезде он с нескрываемым любопытством рассматривал лица попутчиков. Пожалуй, решив окунуться в жизнь народа, Лавров кокетничал перед самим собой. Не так уж давно он «выбился в люди», чтобы забыть, как выглядит обыватель среднего достатка. Дмитрию просто не хотелось оставаться наедине со своими мыслями, хотелось зрительных впечатлений, простых и понятных. Но мысли привычно текли по накатанному руслу…

«Вот этот человек, — размышлял Лавров, косясь на невзрачного мужичонку в чистеньком, но старомодном пальтеце и с портфелем из кожезаменителя в руках. — Предположим, он порядочен и честен. Нет, не так. Предположим, ему не в чем себя упрекнуть. Честный труженик, верный муж, примерный отец. Работает… Кем? Бухгалтером на маленьком предприятии. Двое детей: девочка, читательница нашего (моего!) журнальчика, любительница нарядов и тусовок, сын-оболтус в третий раз провалился на приемных экзаменах. Жена болеет. Всем нужны деньги — на тряпки, лекарства, на взятки чиновникам. И он работает, работает как вол, до седьмого пота, не гнушается брать халтуру. Но у него впалые щеки, серая кожа — весенний авитаминоз, обычное дело. Изо рта дурно пахнет — зубы больные, лечение дорого. Белки глаз желтые — тут и человек без медицинского образования скажет, что у бедняги не в порядке печень. Вот помучается еще немного и отойдет в лучший мир, где несть ни печалей, ни воздыхания. Так это еще вопрос, есть ли он, этот самый лучший мир. Я лично сомневаюсь. А вот умирать бедолага будет долго и муторно. Денег на хорошую клинику у него нет, а значит, лежать будет в дурной больнице, в коридоре, и медсестры на него орать будут, а домашним он будет в тягость…»

Занятый такими мыслями, он пристально рассматривал своего визави и наконец совершенно его смутил. Пробурчав что-то типа «придурок», он стал проталкиваться к выходу. Дмитрий очнулся и усмехнулся себе под нос.

«Что я напридумывал? Ерунда какая. О себе думать надо! Кстати, Лиза становится чересчур навязчивой. Намеки делает, развела свою косметику у меня в ванной… Надо будет порвать с ней, пока не поздно».

С Лизой он познакомился два месяца назад в клубе, и в тот же вечер она оказалась в его постели. В холостяцкой квартире, стоит заметить в скобках. Незачем смущать девушку видом пятикомнатных апартаментов. Секс получился очень красивым, более или менее зажигательным, но странно поверхностным — словно их тела прикасались друг к другу сквозь тончайший целлофан. Поверхностные отношения, декоративная связь. И сама Лиза — декоративно-орнаментальная, поддельная. Она жила, словно подшивала на дешевую одежду ярлычок модного дизайнера. Но сама как будто не чувствовала этого и старалась изо всех сил. Очаровывала — якобы внезапными вспышками страсти, беспомощно-старательным макияжем, «умными» разговорами о модных книгах и фильмах… Рассчитывала поймать Лаврова на брачный крючок, заявляя вслух их обоюдную свободу. Бедняжка, все равно ничего у нее не выйдет. Он встретит настоящую, неподдельную, уникальную…

И тут же, словно в ответ на его мысли, за спиной приятный женский голос произнес:

— Извините, вы выходите?

— Да, — ответил Дмитрий и покосился на спросившую, да так и замер на месте. Перед ним была девушка удивительной красоты — чего стоили хотя бы эти огромные, одухотворенные неведомой мечтой синие глаза!

Двери открылись, Дмитрий вышел, и девушка вышла вслед за ним. Не глядя на молодого человека, она деловито застучала каблучками по направлению к выходу. Лавров ринулся за ней. Он еще не знал, что скажет незнакомке, и полагался на экспромт, да и был слишком уверен в себе, чтобы придумывать какие-то спичи…