Любимицы королевы - Виктория Холт Страница 3

— А вы?

— Пытался, но силы покинули меня.

Саре было ясно почему. От недоедания! Сил у всех у них оставалось мало.

— Значит, вы живете с обоими сыновьями.

— Девочкам повезло. Они нашли места.

— Места?

— Эбигейл и Алиса работают. Эбигейл получила хорошую должность у леди Риверс.

— Какую же?

— Домашней прислуги.

«Прислуги! — подумала Сара. — Моя кузина… служит у леди Риверс! Хорошенькое дело! Эта особа может явиться ко двору в сопровождении служанок. И в их числе будет кузина леди Мальборо!»

— Хорошо, что я узнала об этом. Вы должны рассказать мне все, ничего не скрывая. Я подыщу места для всех ваших детей — и для мальчиков, и для девочек. А вам пока оставлю десять гиней, потом решим, как быть.

И Сара принялась засыпать вопросами мужа с женой, те отвечали, трепеща от радости и надежды. Потом, чинно сидя на предложенном стуле, задумалась. Двое мальчишек… одному, пожалуй, место в таможне, другому… ладно, что-нибудь найдется. А вот насчет девочек надо будет подумать. Когда все дети окажутся при хороших местах, то смогут помогать родителям; а до тех пор нужно будет позаботиться, чтобы они не голодали.

Мальчики вернулись с покупками, и было жутко видеть, как Хиллы жадно принялись за еду.

Сара была потрясена, но вместе с тем довольна их признательностью. Они явно видели в ней ангела во плоти, всемогущую, прекрасную благодетельницу!

Сознавать себя в подобной роли было приятно. Она могла без особых усилий осыпать Хиллов такими благодеяниями, что все члены семьи навсегда превратятся в ее добровольных рабов.

Помощь Мэри и Френсису пришла с запозданием. Френсис умер через несколько дней после визита Сары; Мэри, пораженная горем, вскоре последовала за ним.

Теперь Саре оставалось только пристроить четверых сирот. Она велела девочкам явиться в родительский дом на похороны. Отправила туда денег, старую одежду и стала думать, как быть с детьми.

Первым делом требовалось найти места мальчикам. Мысль о том, что они в рваной одежде слоняются по улицам, ужасала ее. Сара рассказала принцессе Анне, что обнаружила нуждающихся родственников — надо было дать свою версию событий, пока Барбара Фицхардинг не начала распускать слухи, и Анна сразу же прониклась к ней сочувствием.

— У моей дорогой миссис Фримен добрейшее сердце, — вздохнула она.

— Я хочу пристроить их как можно скорее, — сказала леди Мальборо.

— Не сомневаюсь, что миссис Фримен найдет наилучший выход.

Сара нашла. Ее возмущало, что Маль находится в немилости, но она утешала себя тем, что все унижения забудутся, как только Голландец Вильгельм умрет и Анна станет королевой. Однако этот долгожданный исход все не наступал, поэтому Сара спешно поехала в Сент-Олбанс, где жили дети и Маль, обсудила с ним проблему и с его одобрения отправилась повидаться с их старым другом Сидни Годолфином.

Годолфин был таким искусным политиком, что сохранял высшую должность в казначействе, хотя состоял в партии тори, а в кабинете министров преобладали виги. Он прекрасно сознавал, что Мальборо находится в тени временно, поэтому стремился угодить Саре. Внимательно выслушав ее, Годолфин сразу же вызвался подыскать для старшего Хилла должность в таможне.

Совершив этот шаг, Сара решила еще раз съездить в тот захудалый дом и самой повидаться с детьми.

Когда леди Мальборо объявила о намерении посетить юных родственников, в доме Хиллов тут же воцарилась напряженность.

— Властность у нее прямо-таки королевская, — сказала Алиса.

— Ты права, — ответила Эбигейл. — Всем известно, что принцесса Анна восхищается нашей влиятельной родственницей и во всем следует ее советам.

— Сара руководит принцессой, — согласилась Алиса. — Поэтому я готова держать пари, что она подыщет места для нас.

— Для пари у тебя нет денег, — напомнила ей Эбигейл.

— Эбби, не старайся казаться равнодушной! Ты как будто ничуть не взволнована. Неужели не понимаешь, какое счастье иметь такую благодетельницу?

— Она всего-навсего подыскивает нам места, так как не может допустить, чтобы ее кузины были служанками.

— Не все ли равно… раз эти места будут нашими?

Эбигейл, пожав плечами, негромко ответила:

— Идем, надо подготовиться к ее приезду.

С мыслью о старшем брате, уже ставшем служащим таможни по милости лорда Годолфина и леди Мальборо, они пошли в скудно обставленную спальню. Там лежали привезенные Сарой обноски ее дочерей, почти ровесниц тринадцатилетней Эбигейл и одиннадцатилетней Алисы.

Эбигейл надела шерстяное платье темно-красного цвета и, решив, что оно слишком уж роскошно для бедной родственницы, повязала поверх него льняной передник.

— Так хуже, — сказала Алиса. — Зачем это ты?

— Пусть не думает, что я подделываюсь под ее дочек.

Алиса расхохоталась.

— Ты выглядишь такой смиренницей. Я знаю, тебе все это так же неприятно, как и мне.

— Мы должны быть благодарны леди Мальборо.

— И потому терпеть ее не можем. Разве способен кто-нибудь любить тех, к кому должен испытывать благодарность?

— Смотря по тому, с каким видом преподносятся благодеяния.

— Эбби, речь у тебя совсем не как у служанки леди Риверс.

— Само собой. Я никогда не собиралась быть служанкой. Ты же помнишь, как папа настаивал, чтобы мы хорошо учились.

— Так или иначе мы были служанками — пока леди Мальборо не решила изменить нашу участь. Она всемогуща, как Бог. Хорошо бы еще подобно Ему оставалась невидимой. Тогда б я с большим воодушевлением пела ей хвалу.

— Алиса, не кощунствуй.

Та засмеялась и принялась с трудом застегивать поношенное платье Элизабет Черчилл.

— Хотела б я знать, Эбби, что у тебя на душе.

— Наверняка то же, что у тебя.

— Злишься ты когда-нибудь?

— Часто.

— Однако никак не проявляешь этого.

— А зачем?

Алиса вздохнула.

— Иногда я думаю, что ума у тебя больше, чем кажется.

Девочки стояли рядом, глядясь в зеркало.

— Вот и хорошо, — заметила Эбигейл, — потому что у меня почти ничего больше нет.

«Бедняжка Эбби! — подумала Алиса. — Дурнушка дурнушкой. Невысокая, худенькая и все же выглядит старше своих тринадцати. Уже маленькая женщина. Волосы жидкие, рыжеватого цвета, глаза маленькие, бледно-зеленые. Один нос только ничего, да и то кончик зачастую розовеет. К тому же у нее дурная привычка наклонять голову, словно из нежелания показывать людям такое невзрачное лицо. Хорошо, что она умна и умеет сдерживаться».