Дворцовые тайны - Кэролли Эриксон Страница 3

«Исповедаться? — подумала я. — В чем ей каяться? Неужели рождение мертвого ребенка после многочасовых схваток, которые она перенесла со стойкостью, — грех? Или она считает, что смерть ее новорожденного сына — Божья кара?»

Я прошла через зал перед опочивальней и направилась в комнату, где собрались придворные дамы и фрейлины королевы.

— Ее Величество готова, — сказала я Марии де Салинас. — Сначала она исповедуется брату Диего, а потом обратится ко всем нам.

То, что случилось потом, навсегда останется в моей памяти. Мы почтительно окружили кресло королевы, заняв свои места по этикету, а она восседала среди нас, спокойная и преисполненная благородства. Тут были ее испанские придворные дамы — Мария де Салинас, Инесс де Венегас, Франческа де Лима и другие, кого я едва знала, поскольку мне почти не приходилось говорить с ними или делить с ними мои обязанности. Тут же стояли ее приближенные, занимавшие важнейшие должности при ее дворе, а также ее священники и ее духовник. И еще были те, кого я знала лучше всех, — придворные дамы и фрейлины.

Нас было девять, как сейчас помню, и ни одна не походила на другую. Первое место по старшинству занимала Энн Кейвкант, дочь лорда Кейвканта. Казалось, она стыдится и своих лет, и своей внешности. Она и вправду была невзрачной, а длинный острый нос и изрытая оспинами кожа красоты не добавляли. Из-за чрезмерной стеснительности выражение ее лица казалось каким-то вороватым. Еще больше Энн переживала из-за того, что в свои двадцать семь лет оставалась незамужней. Поговаривали, что к ней сватался дворянин в годах с рыцарским титулом, который уже похоронил до этого трех жен, но престарелый поклонник до свадьбы не дожил. После этого Энн тщетно ждала того, кто захотел бы повести ее под венец.

Красотка Лавиния Терлинг обращала на себя внимание белокурыми локонами, невинным выражением голубых глаз и примерным поведением. Внешне казалось, что она воды не замутит, но занимало эту девицу лишь одно: как скоро ей удастся выйти замуж и насколько богат и высокороден будет ее жених?

Единственная бельгийка среди нас — Джейн Попинкорт — предпочитала одеваться на иностранный манер и отвергала традиционные английские платья и чепцы. Ходили разговоры, что она была любовницей короля в то время, когда оба они были еще совсем молоды, и эти слухи придавали ей ореол таинственности. «Долго она, впрочем, не продержалась, — злорадно шептались другие фрейлины за ее спиной. — Видно, не очень-то много наша Джейн значила для своего царственного возлюбленного».

Из оставшихся девушек самыми внешне привлекательными были Бриджит Уилтшир, худенькая, точно молодая борзая, и такая же породистая, завоевавшая своим быстрым умом и острым языком лорда Уингфилда, с которым только что обручилась, и ее близкая подруга своевольная Анна Болейн, темноволосая и темноглазая, как цыганка, которая приходилась родной сестрой другой любовнице короля Марии Болейн Кэри. Имя этой последней при королеве никто не смел произносить. Злые языки твердили: Анна уже вышла из того возраста, когда дочери джентльмена (и племяннице могущественного герцога Норфолка) пристало выходить замуж, и хотя, как минимум, трижды у нее были все шансы на выгодную партию, ни разу дело не дошло даже до помолвки.

Я была самой младшей из фрейлин и, говоря без ложной скромности, пользовалась особой любовью королевы Екатерины. Она выделяла меня среди всех других англичанок при своем дворе. Ей хотелось, чтобы я находилась подле нее, особенно в те минуты, когда горести и невзгоды пытались пробить броню ее самообладания. А эти горести в тот год сыпались на нее как из рога изобилия. Естественно, испанские придворные дамы были не в восторге от того предпочтения, которое оказывала мне Ее Величество. Им казалось, что, имея с королевой один и тот же родной язык и обычаи, они должны ближе всех состоять при монаршей особе. Я хорошо знала о таком враждебном к себе отношении и, как могла, стремилась открыто не ссориться с испанками. Однако Мария де Салинас и остальные считали меня коварной выскочкой, затесавшейся в их ряды обманом или наговорами, в то время как я лишь стремилась быть самой собой.

Королева приготовилась обратиться к нам с речью. В комнате наступила тишина. Даже Бриджит и Анна, чьи смешки и хихиканье были слышны даже в самых торжественных случаях, сейчас хранили молчание.

Взгляды всех присутствующих сосредоточились на Екатерине. И она со своей всегдашней кроткой и благодарной улыбкой начала говорить:

— Вы все уже знаете, что Господь не пожелал благословить это королевство наследником престола. Мой сын Эдуард не дожил до того, чтобы сделать свой первый вздох.

Эти слова были встречены вежливым бормотанием соболезнований. Королева приняла их легким кивком и продолжала:

— Как напомнил мне брат Диего, ответ Господа на наши молитвы не всегда тот, которого мы желаем, и неисповедимы пути Его. Ни наши бренные тела, ни их плоды не сравнятся с нашими бессмертными душами. Ибо как сказано в Писании, не бойтесь тех, в чьей власти тело, а бойтесь Того, чья власть над душой нашей ^[7]. Я исповедалась, — продолжала королева, — и в свой срок, очистившись после родов, смогу войти в храм Божий. До этого я останусь в своих покоях. От вас я жду сдержанности и немногословия. Не следует сообщать всем и каждому о том, что здесь произошло. Если спросят вас: «Что слышно о королеве?», отвечайте просто: «Исполнилась воля Божья».

Мария де Салинас вышла вперед, давая знак всем присутствующим, что аудиенция окончена, и мы потянулись к выходу, проходя перед Ее Величеством и кланяясь ей.

— Благодарю за верную службу, — говорила она каждому из нас. — Спасибо за ваши неустанные молитвы.

Внезапно у дверей в покои королевы загрохотали тяжелые шаги, и мы опомниться не успели, как двойные массивные двери распахнулись с треском ломающегося дерева и в опочивальне очутился король. Я чуть не написала «вломился» или «ворвался» — с такой силой обозначил он свое появление. И, вдобавок ко всему, свое дурное расположение духа! На нем была короткая зеленая куртка и шапочка с пером, которые носят охотники. К куртке прилипли грязь и ветки, в длинных светлых волосах запутались листья. «Он скакал сюда во весь опор», — подумала я. Король даже не потрудился привести себя в порядок. Его грязные сапоги пятнали безупречно чистый ковер, а лезвие длинного ножа, заткнутого за пояс, мрачно блеснуло в свете камина там, где оно не было покрыто кровью убитой им дичи.

За несколько шагов король покрыл расстояние до кресла, где сидела Екатерина.

— Мадам, почему мне не сообщили тотчас? — вопросил он. — Почему я узнаю обо всем последним? — Его звучный, дрожащий от бешенства голос, казалось, заполнил всю комнату. Мы замерли, страшась королевского гнева и уже сейчас раздавленные им. Что стоит ему обвинить нас в том, что мы не выполнили его приказ и утаили от него дурную весть о мертворожденном принце? Я почувствовала, как вбираю голову в плечи, пытаюсь казаться как можно меньше ростом, как будто бы таким образом мне удастся отвратить от себя монаршую ярость.