Уровень. Война - Вероника Мелан Страница 3

Помнится, сидящая рядом Инесса всегда смеялась, что вот уж где не стоит искать утренней свежести по утрам, так это в самом центре, но Ани продолжала мечтать.

Раньше.

Два с половиной месяца назад она верила, что однажды накопит нужную сумму, даже кое-что отложила – смехотворные по сравнению с ценой за подобную квартиру накопления, – но все шло вперед и однажды обещало прийти к результату. Вот только пришло оно совсем не к тому результату, который Ани для себя планировала.

Картошка в «кармашке» закончилась, настала очередь промасленного пирожка. Ани мерзла, но все никак не могла заставить себя уйти, что-то держало здесь, где осталась и, казалось, застыла навсегда часть ее прошлого. Теперь эта часть сидела рядом с ней на лавочке, звенела далекими голосами, смехом, теплыми солнечными лучами, разговорами прохожих. Тогда рядом сидела и Инесса.

Мимо лавочки прошли двое молодых парней – приостановились, когда увидели обедающую музыкантшу, спросили, не желает ли она для них сыграть на гитаре – мол, они хорошо заплатят, – и Ани, вспомнив про упакованную в чехол винтовку, улыбнулась так странно, что диалог оборвался, не начавшись. Парни молча переглянулись и поспешили прочь.

Инесса…

Нет, Ани не перестала ее любить – розовощекую, кудрявую, вечно радостную, – вот только навещать, теперь не спешила. Что она ответит на вопрос, где пробыла последние два месяца? Почему пропала и ничего не сообщила? Тебя ведь уволили, представляешь! Уволили без права восстановления в должности… Хоть бы записку написала. А то и я, и Том волновались очень, ты ведь, наверное, решила отпуск устроить? Да?…

Отпуск.

Из этого «отпуска» Ани-Ра вернулась другой – с трещиной посередине, которую не замазать пудрой, не замаскировать улыбкой, с каньоном, что протянулся от лба и до пупа.

Что с тобой? Что случилось, Ани? – слышался в голове встревоженный голос бывшей подруги. И что ответить? Что она больше не та Ани, которой была когда-то? Что той Ани больше нет и не будет? Простите, что зашла навестить вас, чудачка, я просто хотела сказать, что все изменилось и изменилось слишком сильно…

Нет. Не нужно ходить в гости. Когда-то друзей и знакомых было много – теперь нет. Может, и хорошо. Люди хрупкие – теряются, уходят, едва успеваешь их полюбить, умирают на твоих руках. Довольно.

Ани допила едкий лимонный напиток и зачем-то потрясла тару – зашуршала о дно пластиковая трубка; пустой стакан отправился в урну.

Как сильно, однако, может измениться жизнь: раньше слово «хорошо» означало радость. Хорошо получить очередную зарплату, хорошо прогуляться с подругой, хорошо урвать для себя час-другой и сходить за покупками. Хорошо раз в две недели завалиться на диван с чипсами и посмотреть полюбившийся фильм – расслабиться, отпустить вожжи, наесться запретного мороженого, и уснуть сытой, как бурундук…

А теперь смысл у «хорошо» выцвел – стал недоступен. Слово осталось, а ощущения пропали. Не нужно квартиры в оранжевом доме, не нужно Инессы рядом, вообще ничего не нужно. А хорошо то, что сегодня ее не поймали, не скрутили и не убили. Хорошо, что будет еще один шанс осуществить месть – единственное, что важно. И хорошо, что однажды она ее осуществит.

Ани сжала челюсти, поднялась, закинула вымокший чехол за спину, зачем-то натянула молчащие, неподсоединенные к плееру наушники и побрела в старую квартиру на Ривертон-драйв.

* * *

– Значит, у меня появился личный враг.

Они стояли у полуразвалившейся каменной кладки – единственной, частично уцелевшей стены, над поверхностью подземного бункера. Под ногами множество ходов, экранов и кабинетов – штаб управления Уровнем, а сверху черное облачное небо без единой звезды. Колыхалась от ветра трава – коричневая, выжженная; здесь, в этом месте редко звучали выстрелы и рвались гранаты; повстанцы сюда не добирались, а солдаты предпочитали отдыхать внизу. Что делать на поверхности, где лишь заросшие бурьяном черные камни и никогда не слышно стрекота сверчков. Эльконто сомневался, что в этом забытом Создателем месте вообще водятся насекомые. Шуршал в его руках пакет с печеньем, изо рта доносился хруст пережевываемых крекеров.

Лагерфельд стоял рядом – руки в карманах широких штанов, куртка расстегнута, душно. Смотрел на небо, покачивался на подошвах мягких ботинок, молчал.

– Пришел отчет. – Дэйн вытер с губ крошки и потянулся за новым печеньем. – Знаешь, что в нем сказано? Стрелком был либо тощий парень, либо…

– Девушка. – Закончил доктор и кивнул чернильному небосводу.

– Ты веришь, что это возможно? Девушка в руках с МБ-12. Стреляли именно из нее. Не из «пукалки», не из дешевого пугача, не из любительской «Ванны», как я вначале подумал. ^[1]. А из МБ!

Эльконто смачно выругался и вздохнул. Даже перестал шуршать пакетом.

– Я бы сам ее выбрал, если бы хотел пришить кого-нибудь. Отличная машина. Но только не тогда, когда из нее целятся в тебя самого.

– Может, целили не в тебя?

– Угу, не в меня… как же.

На горизонте вспыхнуло короткое зарево – звук от взрыва до бункера не долетел, лишь прохрустела под подошвами галька. Какое-то время мужчины стояли молча, слушали колышущий сорняки ветерок, вдыхали долетевший с очередным теплым порывом, запах гари. Затем Эльконто не удержался и съязвил.

– Что-то мы с тобой не как «настоящие» мужики. Стоим, не курим. Ни самокруток, ни табака.

Доктор хмыкнул.

– Наверное, в нас уже превышен запас плохих качеств.

В рот двухметрового собеседника отправился новый крекер; качнулся полупустой полиэтиленовый пакет.

– Это каких?

– Ну, ты, например, жрешь слишком много печенья, ругаешься матом и любишь плоские шутки.

– Да? А ты?

– А я все это слушаю.

– Бедолага! – Эльконто расхохотался, и раскушенные половинки крекера вылетели изо рта на чахлую траву.

– Плюешься еще. Причем, не так метко, как стреляешь.

– Я тебе по шее сейчас дам!

– Видишь? Не ценишь заслуг, а доктор, между прочим, старается…

– Стив…

– Не поперхнись. Задолбался я тебя чинить уже.

На угрожающий рык Лагерфельд отреагировал дружеским хлопком по затянутому в кожаный плащ плечу.

– Пошли внутрь, работа ждет.

Через минуту, когда стих шум шагов, ветер принялся теребить коричневые стебельки над лежащими в траве остатками печенья.

* * *

(The Gossip – Get A Job)

Промокшие штаны она замочила в тазу с мыльной водой – не стала включать стиральную машину – соседи снизу жаловалась, когда та в процессе отжимания начинала елозить по кухонному полу, а привлекать внимание соседей к тому, что жительница квартиры сверху спустя два с половиной месяца вернулась домой, Ани не хотела. Пусть думают, что там все вымерли – ни телевизора, ни музыки, ни громких слов или шагов. Отсыревшие кроссовки поставила в раковину – сполоснет их мыльной водой после стирки штанов, затем отправилась в гостиную, где на столе, лежа на упорах, уже находилась приготовленная для чистки винтовка.