Золотые цикады сбрасывают кожу - Анатолий Стрикунов Страница 3

Еще один мощный удар в дверь. Потом захохотал водитель:

– Вова, ну ты, блин, Ояма ^[2].

Удары прекратились.

– Вы можете связаться с директором, пускай даст указание рабочим, привезут ключи? – предложил Томкинс.

– А если там никого нет? – водителя, похоже, раздражала необходимость заниматься чужой работой, – ладно поехали. Завтра дома или на кастинге достанем.

Звук удаляющихся шагов.

Я на цыпочках подошла к вешалке, сняла рабочий халат и застелила им, как простыней, стружку. Тихонько улеглась и с наслаждением вытянула ноги. Как на сеновале. Вспомнив предупреждение Томкинса, мысленно провела прямую от левого края фрамуги до станка и на всякий случай свернулась калачиком. Скрестила ладони – тыльная сторона к тыльной, и сцепила мизинцы. Не знаю почему, но когда так делаю, то быстро засыпаю. Минута, другая и возникло блаженное состояние полудремы.

Свет фонаря неожиданно осветил помещение и, скользнув по шкафу, прошелся по станку, заметался по полу. Потом остановился у двери и погас. Вновь вспыхнул, но на этот раз стал методично обшаривать каждый сантиметр пола, словно надеялся что-то найти.

Возникло ощущение будто сканер пронизывает, снимает информацию со всего помещения, вот-вот очередь дойдет до места, где свернулась калачиком девушка с платиновой гривой волос. Луч осветил доски, лежащие за станком, потом фонарь выключили. Я продолжала лежать, вся обратившись в слух. Снова залаяла собака, скорей всего Вова не мог унять свой исследовательский зуд и начал скрупулезно освещать территорию за стеной…

Проснулась от прикосновения к плечу и несколько секунд пыталась сообразить где нахожусь и кто этот негромко смеющийся мужик. Полумрак, лунный свет, струящийся откуда-то сверху.

Разом вспомнив все, вскакиваю, готовая драться, кусаться, бежать. Мужик стал хохотать уже во весь голос и, наконец, сообразила – это мой спаситель Томкинс собственной персоной.

– Пойдем-ка отсюда, девчонка, только халатик чужой повесь. А то твои «друзья» ребята резкие, стукнет в головку, возьмут и вернутся.

Я послушно повесила халат, отряхнув его от стружек, и мы вышли в коридор. Томкинс закрыл дверь, достал из кармана печать и, приложив к двери суровую нитку, вдавил ее кругляшом в пластилин.

– Для особо одаренных.

Пройдя по коридору мы свернули направо и очутились на лестничной площадке. Поднимаясь по ступеням, я неожиданно больно стукнулась носом о затылок Томкинса – проводник застыл, как изваяние.

С минуту постояли, всматриваясь в огромный холл Дома Мод. Льющийся с улицы сквозь огромные стеклянные панели свет создавал настроение волшебной сказки: группки манекенов, разбросанные по залу, конторки служащих, примерочные, декоративные растения, мебель, узоры витражей, а за стеклами – пустынная городская улица.

Наконец, Томкинс взял меня за руку и двинулся дальше, вдоль стены, стараясь побыстрей миновать освещенное пространство, и вскоре мы нырнули в какую-то дверь. Тут стояла кромешная темнота. Проводник отпустил мою руку и, повернувшись, захлопнул дверь. Щелкнул выключатель, и я сначала зажмурилась, а потом стала нервно хихикать: в центре просторной комнаты висела голубая двухметровая горилла, одетая в темно-коричневый костюм и белую шляпу, она покачивалась, словно воздушный шар. Лапами в зеленых перчатках горилла сжимала бутафорскую кинокамеру, а на стеллажах вдоль стен стояли видеокассеты.

– Ты отдыхай, расслабляйся. Видик включи. Этот салон – моя территория. До утра. Скоро вернусь, сделаю обход.

Он исчез, клацнув складной металлической дубинкой, как затвором винчестера. Я опустилась в мягкое кресло и попробовала расслабиться. Хорошо, что существуют жалюзи, не пропускающие свет.

Томкинс всегда отличался непредсказуемостью. То идеальный ученик, то вдруг окна директору школы разобьет. То в подворотне со шпаной все вечера проводит, а потом вдруг на Новый год шампанское не пьет – бросил. Последние годы мы с ним видимся редко, узнаем друг о друге через знакомых. Из театра уволился, зарабатывает деньги на романах. Но что в сторожа подался – это новость.

Вообще его Юрием зовут. Юрка Абрикосов. Томкинс – псевдоним. Автор ведь не выбирает ни имя, ни тему романа, скажут – детектив, напишет детектив. Скажут – «женский», «эротика», будут «охи-ахи-вздохи-трахи». Действие происходит за границей? Значит герои – Майклы-Мери, Сьюзен-Джерри.

Хитрости рынка. Иначе рухнет Великая Иллюзия. Любуется, например, читатель Коля Иванов названием детектива «Огненный лев с 47-ой авеню против Черной пантеры». А фамилия автора – Абрикосов. Нравится Коле книжечка про суровые разборки американских гангстеров, хочется господину Иванову про их нравы звериные побольше разузнать. А фамилия автора – Абрикосов. У серьезной книги об американской мафии может быть автор с такой фамилией? Нет, конечно. И отходит от книжного прилавка угрюмый читатель Коля. И чтоб впредь такого безобразия не случалось, говорит редактор издательства писателю Юре Абрикосову: «А не соблаговолите ли Вы, господин писатель, англоязычный псевдоним подыскать?».

– Соблаговолю, – декларирует доброе намерение рыцарь пера, небрежным росчерком превращая себя в Бобби Томкинса.

И чудненькая картина предстает нашему взору. Лежит на книжной витрине «Огненный лев с 47-ой авеню против Черной пантеры» Бобби Томкинса. Подходит читатель Коля к прилавку и, умиленно щурясь, шепчет: «Я не ошибся, это Томкинс, что «Кровавый Джон идет по следу» написал?».

И обольстительная брюнетка продавщица, смахнув невольную слезу, тоже, естественно, поклонница плодовитого автора, подтверждает: «Тот самый! Вы не ошиблись – он! Что «Кровавого Джона» и «Кудрявую смерть»! И немедленно приобретает «Огненного льва» господин Коля.

До пятого класса мы с Юркой сидели за одной партой, но взрослая жизнь разбросала.

Я всегда немного настораживаюсь, когда встречаю Бобби, у него специфическая манера воспринимать людей. Внешне все как обычно: поглаживает бородку, иногда берет красную ручку и делает пометки в блокнотике. Но весь фокус в том, что на собеседника Юрке чихать. Слушает же с удовольствием, можно сказать, внемлет, так как сюжеты выискивает. Впрочем, любой настоящий профессионал немного маньяк.

Например, идем с ним, на перекрестке светофор замигал и красный зажегся. Машины сразу остановиться не могут, мчатся потоком, как речка горная. Вдруг на той стороне улицы парень, в коричневой кожаной куртке и светло-серых брюках, выскакивает на дорогу. Я только успела заметить, как он взлетел над капотом и распластался на асфальте. Рядом с головой словно желтую краску разлили.

Сразу отворачиваюсь и быстро ухожу: не могу видеть катастрофы, трупы. Это у меня с детства, всегда не любила фильмы о войне. А Томкинс: – Подожди, – кричит. Блокнотик достал, колпачок на ручке китайской отвинтил и что-то чирикает.