Шаман - Татьяна Успенская Страница 3

— Мама, мы с Гришей завтра едем на каток. Не пугайся, если не подойду к телефону, и не посылай ко мне бабушку. Завтра она всё равно не придёт, у неё собрание в ЖЭКе.

Две тарелки, две вилки — без Олега и мыть нечего.

Олег любит ужинать основательно. Для сметаны приспособил большое блюдце, макает в сметану и хлеб, и блин, и картошку. Для постного масла у него блюдце маленькое. А ещё он любит к блинам селёдку. Вот и получается уйма посуды.

Вода падала щедро, и Нина не сразу услышала звонок телефона.

— Я уж решил, не туда попал, — обрадовался отец.

Отец, как и всегда, коротко сообщил, что у него порядок, спросил, порядок ли у неё, и положил трубку.

Не успела отойти от телефона, позвонила мама, словно почувствовала, что звонил именно отец.

— Папа звонил? Какой у папы голос? Когда он собирается прийти? Вкусные получились у Оли блины? Достала ты кролика?

Её заставили вести группу чтецов, объяснила мама, и теперь два раза в неделю она будет сильно занята. ЖЭК решил заниматься с детьми, чьи родители работают вечерами. Мама подробно изложила Нине, что и как она собирается делать с ребятами.

Сильно запахло кроликом. Нина испугалась, что он подгорит, пообещала маме позвонить попозже, побежала доливать сметану. Не успела вытащить из духовки чугунок, снова зазвонил телефон.

Алёша приглашает их с Олегом и Олей на пельмени.

Когда мыла гречку, позвонила мамина приятельница, одинокая старушка, попросила подписать её на Даля, стала расспрашивать, как Нине работается и что она читала интересного.

Варя ни о чём не спросила, ничего не сказала, в трубке сначала что-то резко щёлкнуло, потом Рихтер заиграл Шопена.

Выключила воду, слушала, закрыв глаза. И сразу всё встало на свои места: предательство зав. редакцией и Асылова, неаккуратность Олега — мелкое, а их любовь с Олегом, Олины блины и улыбка, Варино присутствие в её жизни, вот эта музыка, освобождающая от мелочей, — главное.

У них с Олегом будет сын. Новая жизнь. Брови кустиками, как у Олега, глубокие ямки под длинными твёрдыми ключицами, как у Олега…

Дятлом уже стучали в ухо гудки, а Нина всё стояла у телефона.

Что бы сделать Олегу хорошего?

Полку Нина увидела, как только вошла в кухню. Полка — враг Олега. Стоит ему подняться из-за стола, обязательно стукнется об неё. Вся голова в шишках.

Вот что она сделает: перевесит полку повыше.

Встала на диван, освободила полку от посуды, попробовала снять, но та даже не шевельнулась. Потянуть посильнее Нина испугалась — вдруг повредит ребёнку?! Пошла звонить Кнуту.

— Можешь помочь мне — перевесить полку повыше?

В детстве они жили на одной лестничной площадке, вместе ходили в школу, он — в мужскую, она — в женскую, вместе, у неё дома, учили уроки — в комнате с двумя маленькими горластыми братьями Кнут заниматься не мог. Теперь Кнут снова каким-то чудом живёт в одном доме с нею, но приходит редко, только когда она его приглашает.

Не успела поставить чайник, в дверь позвонили.

Кнут стоял набычившись, что не вязалось с его долговязой фигурой и умным, добродушным, близоруким лицом.

— Ты ел? — встретила его Нина. — Ладно, будешь пить чай. У меня есть позавчерашний пирог с лимоном.

Кнут подносит руки к полке, снимает её, прилаживает крюки повыше. Заметить, как и что Кнут делает, невозможно: его руки только дотронулись до стены, тут же раздался её всхлип и крюк заблестел нержавейкой на новом месте. Мгновение, и полка висит на двадцать сантиметров выше прежнего.

— Ваша лаборатория по-прежнему с утра до ночи дуется в шахматы? — спрашивает Нина.

— Анекдоты да шахматы, — кивает Кнут. — Сборище бездельников.

Свою работу Кнут не любит. Вот уже пятнадцать лет он сидит в одной и той же лаборатории скромным научным сотрудником. По его рассказам выходит, что неприличные анекдоты и являются главной тематикой его учреждения. Однако Нина не помнит, чтобы при ней Кнут рассказал хоть один анекдот. Он вообще больше молчит, чем говорит. Похоже, кроме букинистических книг и угловатых громоздких фигур, которые он вырезает в свободное время из дерева, не видит и не любит ничего в жизни.

Шопен всё ещё звучит в Нине. Кнутовские щёки чуть порозовели, глаза влажной добротой смотрят на Нину сквозь очки. Наверное, и Кнут тоже слышит чистый голос Шопена. Розовый свет, горка блинов для Олега, Оля, затаившаяся с книжкой в глубине квартиры, Олегова душа, вот уже много лет живущая в Нине, — ни у кого нет такого тёплого очага, как у неё.

Зазвонил телефон.

— Нина, у меня не выходит редзаключение. Я всю ночь сидела, весь день и… не могу. Ничего не понимаю в этом романе. Он такой сложный! — чуть не плачет Дина Кораблёва. — Помоги мне.

Неприятием вчерашнего дня поднялась тошнота. Но Нина, наполненная любовью и радостью, принялась терпеливо объяснять Дине суть романа, главный его нерв, сложные характеры — сама отказывалась от любимой рукописи, отступалась от тайги, с её таинственностью, свежестью и живой жизнью, от очень талантливого Асылова, сумевшего переписать под её руководством первую часть романа от начала до конца, перечёркивала предательство — переставала болеть.

Положила трубку, вернулась к Кнуту.

— А ты знаешь, я тебя очень люблю, — сказала. — Ты мне совсем как брат.

Однажды, когда им было лет по восемь, Кнут подрался из-за неё с Усатым Немцем, так звали первого силача и первого забияку в их дворе. Немец обозвал её рыжей дурой, и Кнут кинулся драться, но был сильно избит Немцем. Сейчас Нина принялась благодарить Кнута за детское рыцарство, за сегодняшнюю полку, за книги, которые он даёт ей читать, за ненавязчивое, терпеливое братство вот уже тридцать с лишним лет.

— Ты такой человек, — улыбнулась Кнуту Нина, — такой… редкий, как все твои букинистические книги, ты сам не знаешь, как ты…

Кнут неожиданно встал и пошёл. Он сделал это так проворно и так сразу хлопнула дверь квартиры, что Нина не успела даже окликнуть его.

Снова телефон. Варя всё-таки заговорила:

— Ну, как тебе Рихтер? С ума сойти от него! Без Илюшки скучно. Звонит из своей Тмутаракани, но разве он может развеселить меня оттуда? Развесели меня ты! Я, оказывается, без Илюши и без тебя не могу жить. У Ленки музыка, театр, язык, приятели — ей нет дела до родной матери.

Варя ныла нарочно, с какой-то ей одной понятной целью. Она врала, что ей скучно, — ей всегда весело.

С Варей они учились десять лет, от первого до последнего класса. Худющая, глазастая, Варя болтлива, бесшабашна, добра, смешлива и инициативна. Она может поднять их ночью с постели и заставить плясать под новую Илюшину песню, за десять минут собраться в Ленинград, чтобы походить по Эрмитажу или пробиться на спектакль в театр Товстоногова, может нестись на машине наперегонки с милицией, а потом невинно улыбаться гаишнику и уверять его, что это ему показалось. Однажды она отдала свой любимый костюм девушке, доставившей ей из прачечной бельё, только потому, что девушка шла на первое свидание. Любое событие и любую, иногда даже не очень весёлую ситуацию Варька воспринимает как развлечение. Котёнок тычется мордочкой в стену — не может найти миску с молоком, рассыпалась клубника по полу кухни, разбилась любимая чашка, вот уже десять лет украшавшая их с Илюшей быт, — Варька смеётся.