Телохранитель - Мэри Каммингс Страница 3

— Простите, мэм, а та… та девочка — с ней все в порядке?

— Что? А, да, с ней все в порядке. — Она благодушно улыбнулась. — Сейчас я позову врача.

Едва она вышла за дверь, как Рэй для храбрости зажмурился, сунул руку под одеяло — и убедился, что все, что положено, находится на месте, слегка распухшее, как тогда, когда ему неудачно присадили туда мячом, но в целости и сохранности. Облегчение было настолько сильным, что он сам не заметил, как вновь соскользнул в забытье.

Когда Рэй проснулся снова, то уже именно проснулся, а не очнулся — разница чувствовалась сразу. Живот не болел, голова была ясной. Болела только левая рука, особенно мизинец, и нога — тоже левая.

Попытка приподнять левую руку удалась, хоть и с трудом — казалось, к ней привязана двадцатифунтовая гиря, и Рэю пришлось напрячь все силы, чтобы, превозмогая боль и слабость, согнуть ее и посмотреть, что с ней. На руке оказалась толстая повязка, из которой торчал только большой палец. Рэй попробовал пошевелить им — палец послушно шевельнулся, но руку при этом прохватило болью аж до локтя, и он осторожно опустил ее обратно на одеяло.

В прошлый раз он особо не задумывался, где именно находится: в больнице или в приюте — не все ли равно, одно другого не слаще. Но теперь, осмотревшись, убедился, что помещение, где он лежит, даже близко не отдает унылой казенностью сиротского приюта, да и на больничную палату не похоже.

Большая комната, а мебели почти нет, только шкаф в углу — темный, с фигурными стеклышками на дверце — сразу видно, что старинный. В окно пробивается солнце, отражаясь зайчиками в блестящем паркетном полу.

Занавеска на окне длинная, почти до пола — желтая, блестящая. Рядом с его кроватью торшер с таким же желтым, как занавеска, абажуром, золотистой металлической стойкой и на ней, посредине, коричневой деревянной полочкой вроде столика.

С другой стороны — тумбочка, на ней — штучка с носиком, из которой он в прошлый раз пил воду, и какие-то бумажки.

Пока Рэй осматривался, дверь комнаты приоткрылась. Потом закрылась и вновь приоткрылась, словно стоявший за ней никак не мог решить, хочет он войти или нет. Наконец она приоткрылась настолько, что в комнату смогла проскользнуть маленькая фигурка.

На этот раз девочка была в розовом — розовое платьице, розовый передничек с вышитым цветком на кармане, даже тапочки — и те розовые, с белыми блестящими помпончиками.

Чуть насупившись, она решительно подошла к Рэю и молча уставилась на него большими, похожими на темно-синие виноградины глазами.

— Привет, — сказал он, чувствуя себя почему-то неловко — уж очень серьезно она смотрела.

Девочка продолжала исподлобья смотреть на него, затем перевела взгляд на повязку на его руке.

Кукла, которую Рэй когда-то купил сестре, тоже была в розовом платьице с оборочками — он до сих пор помнил, как стирал его, а Нетти прыгала вокруг и заливисто смеялась…

— Ты кто? — сделал он новую попытку заговорить.

Девочка продолжала молча смотреть на повязку, потом ткнула в нее пальцем и полушепотом спросила:

— Больно?

— Что? А… нет… ну, в общем, терпимо.

Еще немного подумав, она запустила руку в карман передника, достала конфету в блестящей оранжевой обертке. Покачала ею в воздухе.

— Хочешь?

— Давай пополам? — предложил Рэй. Тут же пожалел: можно было взять и целиком, у этой девчонки таких конфет наверняка навалом!

Развернув конфету, девочка откусила половину, вторую сунула ему в рот — все это хмуро и сосредоточенно, без тени улыбки.

Конфета оказалась обалденно вкусная, с апельсиновым кремом внутри — Рэй не припоминал, чтобы когда-нибудь ел такую. Он даже зажмурился, стараясь подольше посмаковать ее, но конфета быстро, как-то сама собой растаяла на языке.

Девчонка нырнула под кровать, вылезла с другой стороны и снова уставилась на него. Потом вдруг встрепенулась — и, метнувшись к окну, притаилась там за занавеской.

Не прошло и секунды, как дверь отворилась и на пороге появилась женщина, та же, что и в прошлый раз — пожилая, плотная, с улыбчивым круглым лицом. В руке у нее была какая-то штука из алюминиевых трубок, наподобие складного стола.

— Ну вот мы и проснулись! — с широкой улыбкой сказала она. — Как раз вовремя — сейчас поедем на перевязку. Как ты себя чувствуешь?

— Да вроде… — начал Рэй, собираясь сказать «Да вроде ничего», но при виде того, что принесла женщина, слова застряли у него в горле. Это был вовсе не складной стол — это было складное инвалидное кресло на колесиках!

Женщина разложила его, поставила у кровати и нагнулась, поправляя что-то на спинке.

— Простите, мэм, — выпалил Рэй — быстрее, чтобы знать наверняка, — у меня с ногами все в порядке… то есть они на месте?!

На этот раз она оторвалась от своего занятия и выпрямилась, удивленно взглянула.

— Помилуй, боже! Конечно, на месте! Ты что, из-за этого, — кивнула на кресло, — спросил? Так одна сломана, в гипсе, потому и креслице нужно. Но это ничего, помяни мое слово, через месяц ты уже в футбол будешь играть, на мальчишках быстро все заживает! — Снова нагнулась, закрепляя подлокотники. — Я-то знаю, у меня три племянника — сейчас уже взрослые, но пока росли, покоя от них не было! То один ломал себе что-нибудь, то другой…

По мере того как она говорила, Рэй чувствовал себя все большим и большим идиотом. И что его дернуло задать такой дурацкий вопрос?! Конечно, ноги на месте — куда бы они могли деться, если он их отлично чувствует, а левая еще и болит!

Даже эта мелкая девчонка, и та небось понимает, каким придурком он только что себя выставил! Он воровато покосился на торчавшие из-под занавески носки розовых тапочек. Щекам стало жарко.

— Ну вот, все готово! — возвестила женщина. Прежде чем Рэй успел опомниться, откинула одеяло, с неожиданной силой подняла его и пересадила в кресло. — Не больно?

— Ничего… мэм… — с трудом выдавил он из себя, стараясь удержаться и не взвыть: на самом деле было больно, и даже очень — руке, которая даже не за что не задела, только с места сдвинулась. То есть ноге тоже было больно, но не так сильно, а руку будто железными щипцами сдавили.

На глазах выступили слезы, он нагнул голову, чтобы женщина не увидела их.

— Меня мисс Фаро зовут. А ты Рэймонд, да?

— Рэй, просто Рэй, мэм.

Он никогда раньше не думал, что у человека может болеть то, чего нет. А оказывается, очень даже может.

Мизинец. На левой руке. Проклятый аллигатор откусил его начисто. И не только его — край ладони тоже. Когда Рэй увидел эту неестественно узкую, сизовато-бледную, измазанную подсохшей кровью ладонь, в первую секунду он даже не понял, что в ней не так, и лишь потом осознал, что пальца действительно нет, и что это его, его собственная рука, и вот с ней, такой страхолюдной, ему придется теперь жить до самой смерти.