Последний танец вдвоем - Джудит Крэнц Страница 3

– Погодите, месье Делакруа, вы выглядите разочарованным. Может быть, я могу вам помочь? Как вы, должно быть, догадались, мадам Айкхорн прислушивается к моим советам.

– Вы первая из ее друзей, кто приходит в этот дом. Это дает мне надежду, что за вами могут последовать и другие…

– Но вы в самом деле разочарованы. Что, моей подруге так трудно угодить? Если это так, то вы должны знать, что она всегда была такой. Это не бросает тень на ваши способности.

– Трудно угодить? Нет, я бы этого не сказал.

– Тогда в чем заключается проблема? Надеюсь, не в расходах на меблировку дома?

– Дело совсем не в этом, мадам. Я получил карт-бланш. С самого первого дня, когда мне предложили этот заказ, я не встретил ни одного отказа на свои предложения, какими бы они ни были.

– Тогда у вас не работа, а мечта художника!

– В принципе – да, вынужден это признать.

– Но?…

– Ах, мадам де Лионкур, вы можете подумать, что я жалуюсь…

– Совсем нет, месье. – Кора одарила его улыбкой. – Я вижу, что вы не из тех, кто жалуется.

И тут Делакруа словно прорвало:

– Это все пустая трата времени! Дом великолепен, один из самых очаровательных в Париже. Он был построен еще тогда, когда образ жизни высшего общества скорее можно было отнести к виду искусства. Это не обычный дом, мадам, он требует высокой идеи! Когда я его увидел, то понял: если мне удастся вдохнуть в него жизнь, это будет воплощенная мечта. Долгие недели я поверить не мог свалившемуся на меня счастью. Это дом, каждый камень в котором просит, чтобы его открыли миру, дом, сами стены которого обещают вам, что, войдя в них, вы окажетесь на вершине западноевропейской цивилизации. Я думал, что, когда закончу, здесь будут даваться обеды, балы, приемы в саду, большие званые вечера… Признаюсь, я даже тешил себя фантазией, что его станут фотографировать для журналов…

– Такой дом сделает вам блестящую карьеру, – ободряюще сказала Кора. – Все станут о нем говорить. Я не думаю, что вам стоит тревожиться об этом.

– О нет! Мадам, в этом и есть причина моего расстройства.

– Не понимаю.

– Я сам ничего не понимаю. Мадам Айкхорн сообщила мне, что не собирается устраивать здесь приемы, что не следует проектировать большие залы для гостей и что она никогда не позволит фотографировать этот дом. «Сделайте мне уютный дом», – сказала она. Как будто это английский коттедж! «Уютный»… Уют – удел буржуа! Конечно, спальням надлежит быть интимными и удобными, но гостиные… Это невозможно!

– Да, в терминологии чувствуется какое-то противоречие, – пробормотала Кора.

– Разумеется! Только англичанам в их загородных домах удается сочетать великолепие и уют. Но у них это результат работы десяти поколений коллекционеров, каждый из которых добавляет что-то свое, так что даже самые большие пространства, наполненные самыми разнообразными вещами, оказываются чем-то вроде дани предкам: ведь сами эти вещи служат напоминаниями. А еще – собаки. Да-да, в особенности собаки! Вы согласны?

– Собаки действительно весьма декоративны… – медленно сказала Кора; мозг ее напряженно работал.

– Но в Париже, в таком безупречно прекрасном, классическом здании, совершенно невозможно достичь подобного уюта! Я уверен, что это только разрушит очарование дома. Я пробовал объяснить это мадам, но она стоит на своем. Твердит, что это возможно. Сначала она попросила, чтобы я ее удивил, но на самом деле этого ей хочется меньше всего, я быстро в этом убедился. Поэтому я старался сделать то, что ей на самом деле нужно. – При мысли о своей упрямой клиентке Жан-Франсуа вздохнул. – Все ценности, которые вы здесь видите, мы отыскали вместе за те немногие дни, что она может мне уделить. Мадам Айкхорн настаивает на своем участии в каждой детали убранства дома.

– Я уверена, что вы себя недооцениваете, – задумчиво промолвила Кора. – Вы можете поднять традиционное представление на новую высоту, достичь здесь нового типа роскошного уюта, в котором так нуждаются люди в наши тяжелые времена.

– Я так себе и сказал, мадам. И надеюсь, что мне удастся это осуществить. Даже если эту красоту увидят лишь несколько близких друзей мадам Айкхорн, они все же смогут рассказать другим…

– Обещаю вам, что, когда вы закончите с обстановкой, я приеду посмотреть, а потом доложу всему миру, – сказала Кора.

– Боюсь, что вам придется набраться терпения…

– Но ведь дом готов, почему бы не приступить к меблировке?

– Мадам Айкхорн не спешит въезжать. Пока что она не хочет, чтобы я заканчивал дом, говорит, что никакой спешки нет, а когда все будет готово, возникнут проблемы с поисками прислуги. Пока что у нее есть только садовник, который живет в сторожке. И вот я жду. Иногда я задаю себе вопрос, хочет ли мадам Айкхорн вообще, чтобы я закончил работу? Вы понимаете, как это тяжело? Я не хочу жаловаться, но у меня тоже есть нервы! Если бы этот дом принадлежал мне, я бы не медлил с переездом.

– Я тоже. Не понимаю, почему она не торопится.

– Именно этот вопрос я задаю себе. Больно видеть дом пустым, не только с профессиональной, но и с человеческой точки зрения. Конечно, я говорю с вами доверительно, как с близкой подругой мадам Айкхорн. Постороннему человеку я бы этого не сказал. Надеюсь, вы не считаете, что я жалуюсь? Я боготворю мадам Айкхорн…

– У вас есть причины жаловаться, – заметила Кора. – На вашем месте я бы просто сошла с ума. Но нам, наверное, пора возвращаться?

– Я знаю, что вы меня не выдадите.

– Можете положиться на меня, месье.

Кора де Лионкур одевалась к ужину, охваченная волнующими догадками. Меняя черный костюм на черное вечернее платье, она мысленно вела счет необычным переменам, произошедшим с Билли Айкхорн, объяснить которые лишь тем, что она прожила год в Париже, было невозможно.

Во-первых, эта женщина, которая на протяжении последних пятнадцати лет неизменно оставалась законодательницей мод в нью-йоркском высшем обществе, сегодня была одета в платье из коллекции Сен-Лорана, обошедшей журнальные страницы несколько сезонов назад. Даже если предположить, что это любимый наряд, все равно видеть ее одетой столь старомодно чрезвычайно странно. И что еще хуже – намного хуже, – платье было ей узко! Не оставалось никаких сомнений, что она набрала несколько лишних килограмм. И это Билли, вся жизнь которой постоянно и подробно освещалась в светской хронике, доказавшая, что не изменит железной дисциплине, которая для модной женщины является второй натурой! Тем не менее произошло невероятное – Билли прибавила в весе. Чтобы понять это, не надо было видеть, с каким аппетитом она поглощает калорийные рийетт, – достаточно было взглянуть на «молнию» ее платья.

Кора припомнила обед в Нью-Йорке со Спайдером Эллиотом. Тогда Билли обладала лоском, которого теперь и след простыл. Другая женщина, возможно, не заметила бы этого, ибо Билли по-прежнему была красива, а может, даже более красива, чем раньше. Но сегодня во время обеда от Коры не укрылось отсутствие прежнего блеска, на который уходят многие часы, и того последнего штриха, который можно купить только за большие деньги. Ногти у Билли не были покрыты лаком и отполированы до зеркального блеска. Волосы, обычно коротко остриженные, теперь отросли и закрывали уши – ей это было к лицу, но стрижка потеряла форму. Глаза, казалось, были подведены наспех, на ней не было серег… Мелочи, конечно, но важные мелочи!