Путь к спасению - Салли Лэннинг Страница 3

Стив слишком хорошо знал, что под водой малейшая потеря концентрации внимания может послужить причиной гибели.

— Очень жаль, — повторил он. — Я никогда раньше не слышал о его жене.

— Она распоряжалась и семейным бюджетом. Богатая женщина! А Станислас вынужден был пользоваться подержанным оборудованием и искать спонсоров для своих экспедиций. Это было просто ужасно. Как страдал этот человек!

— А откуда он был?

— Из Северной Дакоты. — Норман хмыкнул. — Самая середина материка, морем и не пахнет. Его родители до сих пор живут там.

— У меня в Майноте есть хороший друг, — заметил Стив. — Мы знакомы много лет.

Резко повернувшись, Норман взглянул ему в глаза.

— Правда? А не хотите ли вы навестить его и заодно оказать последнюю услугу товарищу-ныряльщику, заслуживавшему лучшей доли?

— Что вы имеете в виду?

— Вещи, оставшиеся от Станисласа, находятся у меня. Я собирался отослать их по почте родителям. Но разве не лучше будет им получить вещи из рук коллеги сына?

Стив задумался.

— В начале года у меня образуется свободная неделька… после того как я отвезу дочь в Англию, в пансионат. Кроме того, приятно будет вновь встретиться со старым приятелем и его женой. Если, конечно, они будут в это время на месте.

— Это может поддержать Левски. Они, должно быть, ужасно переживают. После смерти Станисласа его жена не стала терять времени и избавилась от ребенка, который вполне мог быть и от него… А в этом случае бедные родители остались и без внука, единственного существа, связывающего их с погибшим сыном. — Норман опять сплюнул. — Будь проклят тот день, когда Станислас женился на этой женщине! Она не принесла ему ничего, кроме несчастья!

— Мистер Рэмфорд… — раздался откуда-то издалека голос Рудолфа Левски.

Вздрогнув, Стив очнулся от воспоминаний, теперь ясно понимая, что держит на руках женщину, напрямую виновную в смерти хорошего человека и принесшую много горя его родителям.

— Извините, — пробормотал он, стараясь собраться с мыслями. Какого черта, откуда такое острое разочарование в женщине, впервые увиденной каких-нибудь полчаса назад? В женщине, с которой он не обменялся ни единым словом? — Мистер Левски, — сказал Стив, — я понимаю, что мое прибытие сюда доставило вам и вашей жене огромные неприятности, и извиняюсь за это. Но что тут можно поделать? Какова бы ни была ее вина, не могу же я просто оставить ее замерзать в снегу.

— Так вы знаете, в чем дело? — спросил Рудолф.

— Норман Кауфман, ныряльщик, приятель вашего сына, передавший вам его вещи, месяц назад рассказал мне о вашей невестке.

— Станислас высоко ценил Нормана. — Двигаясь, как древний старик, он повернулся к жене. — Гертруда, мы положим ее в пристройке, ничего другого не остается. Утром она уйдет.

— Присматривать за ней я не собираюсь, — решительно заявила Гертруда.

— Я присмотрю сам, — предложил Стив в наступившей тишине.

— Да, так будет лучше, — произнес Рудолф с видимым облегчением. — Я покажу вам комнату, а Гертруда пока что подогреет суп. Мы оказались плохими хозяевами, мистер Рэмфорд. — Он изобразил нечто вроде неловкого поклона. — Располагайтесь как дома.

— Благодарю вас, — ответил Стив, решив не отставать в любезности, и улыбнулся Гертруде.

Та осталась холодной как лед.

— Эта женщина должна убраться отсюда завтра утром, — заявила она, — и никогда больше сюда не возвращаться.

Стив, чей разум, должно быть, помутился после обнаружения черноволосой красавицы посреди дороги, наконец-то догадался.

— Ну конечно, она только что была здесь…

— У нее хватило наглости привести серебряные часы Станисласа и альбом с семейными фотографиями. Как будто это могло заставить нас простить ее, забыть о том, что она сделала.

— Перестань, Гертруда, — попытался вмешаться Рудолф.

— А наш внук! — вскричала Гертруда. — Она убила даже нашего внука! Сделала аборт!

— Если верить Станисласу, это мог быть не его ребенок, — устало возразил Рудолф, запуская пальцы в копну седых волос. — В день своей гибели Станислас звонил нам. Насчет ее беременности и своих сомнений. Он хотел развестись с ней. — Его взгляд с презрением остановился на женщине, которую держал Стив. — Однако он понимал, что это означает отказаться от всяких контактов с ребенком, могущим быть нашей плотью и кровью.

— Она отняла у нас все, — не отставала Гертруда.

— Довольно, я сказал! — отрезал Рудолф. — После того как мистер Рэмфорд устроит ее, ему надо будет поесть.

— Зовите меня Стив, пожалуйста… — попытался улыбнуться Стив. — Пожалуй, я не откажусь от супа.

Гертруда направилась в кухню, а Рудолф повел Стива в пристройку. Обстановки здесь было немного, а сами комнатки выглядели стерильно чистыми. И спальня не составляла исключения. Однако в ней стоял страшный холод.

— Вы должны извинить мою жену, мистер… Стив, — сказал Рудолф. — Она в большом горе, и это вполне понятно. Устраивайтесь, как вам будет угодно, а когда закончите, проходите в столовую.

Уложив Эмили Левски на широкую кровать, Стив обратился к хозяину дома:

— Когда она придет в себя, ей понадобится горячая пища. — Он с неудовольствием отметил, что машинально перенял обыкновение Рудолфа называть Эмили Левски не по имени, а просто «она».

— Я позабочусь об этом. Потом я покажу вам вашу спальню.

— Думаю, мне лучше будет остаться здесь и приглядеть за вашей невесткой, — возразил Стив с изумившей его самого неохотой. Но ведь если этого не сделает он, тогда кто же? — После такого сильного удара головой рекомендуется не оставлять больного одного по крайней мере двадцать четыре часа.

— Как хотите, — ответил Рудолф, явно недовольный проявлением подобной любезности по отношению к женщине, неподвижно лежащей на кровати. — В ящике комода есть постельное белье, можете устроиться на кушетке, — продолжил он. — Я вернусь через несколько минут.

Как только дверь за ним закрылась, Стив приступил к действиям. Плотно прикрыв окно шторой, он включил обогреватель на максимум, быстро развел огонь в стоящей в углу дровяной печке и только тогда повернулся посмотреть на женщину.

Эмили Левски. Вдова Станисласа. По всем свидетельствам, неверная и неблагодарная жена, по всей видимости убившая собственного ребенка.

Но все это отнюдь не делало ее менее красивой.