Дьявол-южанин - Диана Уайтсайд Страница 3

Наконец он въехал в старинный район над рекой, где когда-то горделиво прохаживались и важные банкиры, и богатые хлопковые дельцы. Здесь, в бледном свете декабрьских сумерек, сиял, точно маяк над пристанью, особняк Тайлеров, поблескивавший своими белыми колоннами. Вход на пристань украшал зеленый венок, а из дальней трубы поднимался дым, распространявший по округе запах жареной свинины и других кулинарных изысков.

У Моргана подпрыгнуло сердце и перехватило горло. Все это слишком напоминало Лонгейкр в канун Рождества, когда желтая лихорадка еще не унесла его мать.

Свисток парохода заставил его вскинуть голову и посмотреть на Миссисипи. Отсюда до реки было меньше мили. На север плыло судно с выздоравливающими солдатами армии юнионистов.

Морган еще раз осмотрелся, затем направил свою смирную кобылку к кухонной двери. Там он привязал животное к коновязи, посулив скорое угощение. Согласно традициям этого дома, лошадей гостей здесь всегда потчевали деликатесами. В конце концов, славой Тайлеров являлось «золото Сомерсет-Холла» – знаменитые лошади, которых Хейуарду удалось сохранить, несмотря на все бедствия войны.

Заметив свое отражение в оконном стекле, Морган уже обнаружил, что не похож на Эванса из Лонгейкра. Сдвинув на затылок соломенную шляпу, он осторожно постучал в дверь.

Ему открыла маленькая и худенькая кухарка, безукоризненно опрятная в своем белом переднике и ярко-красном тюрбане. Не в силах справиться с собой, Морган втянул носом воздух – и его тотчас же обдала волна райского аромата: пахло свежеиспеченным хлебом и жареным цыпленком.

Кухарка поздоровалась с ним как с незнакомцем, но уже в следующий миг ее золотистые глаза прищурились, отчего маленькое личико сделалось похожим на лисью мордочку. Морган вспомнил эту женщину по своему визиту в шестьдесят первом. Это была Кассиопея, жена управляющего.

Внезапно лицо ее в страхе исказилось, но тут же она овладела собой. Приоткрыв дверь пошире, она чуть отступила в сторону.

– Пройдите, мистер Эванс, – сказала кухарка с таким невозмутимым видом, словно сообщила, который сейчас час.

Морган переступил через порог. И почти сразу же увидел в полутемном коридоре, ведущем в главные комнаты, силуэт стройной молодой женщины.

Сердце его екнуло – он узнал Джессамин, свою старую подругу.

– Морган?.. – Она прошла в кухню, протягивая к нему руки. – Что ты здесь делаешь? Что случилось?

На мгновение у него перехватило дыхание. Боже правый, в какую красавицу Джессамин превратилась в свои семнадцать лет! Она была стройной, как богиня Диана, ловкой и гибкой, а ее личико, имевшее форму идеального овала, было украшено огромными зелеными глазами, изящным маленьким носиком и алыми чувственными губами. К тому же у нее были прекрасные волосы – черные как вороново крыло. Глядя на нее, Морган чувствовал, что ему хочется взять ее лицо в ладони и целовать до тех пор, пока сердце девушки не забьется так же гулко, как билось сейчас его сердце.

– Здравствуй, Джессамин, – пробормотал Морган, глядя на нее пристально. Ему вдруг показалось, что она была слишком худой – даже для своей хрупкой комплекции. – Джессамин, милая, – снова заговорил он, – я очень рад тебя видеть, но…

Ее огромные зеленые глаза смотрели на него испытующе.

– Морган, ты здоров? Не ранен? Ел сегодня? Верхом сюда приехал? Как твоя лошадь?

Морган улыбнулся: раз Джессамин справилась о его лошади, значит, все в порядке.

– Спасибо, я здоров, и моя лошадь – тоже. Ей надо отдохнуть, и она будет в полном порядке. – Он не стал вдаваться в подробности и объяснять, что украл лошадь у человека, который дурно с ней обращался.

– Я дам тебе большую миску супа со свежим хлебом и еще молока, – сказала Джессамин. – Ты, должно быть, очень голоден.

Морган тут же почувствовал урчание в животе и, поспешно кивнув, уселся за стол. Минуту спустя Джессамин выставила перед ним полную миску супа, а также горшочек масла, кувшин молока и большой ломоть свежего хлеба. Морган проглотил слюну; он с трудом удержался от того, чтобы сразу не наброситься на угощение. Взяв себя в руки, он прочитал молитву и лишь после этого приступил к еде.

– Наверно, ты удивляешься моему приезду, верно? – пробормотал он с набитым ртом.

Она улыбнулась одними уголками губ и молча кивнула.

– Я знаю, что дядю Хейуарда списали со службы по состоянию здоровья, – продолжил Морган. – Из последнего письма двоюродной бабушки Эулалии следовало, что я должен непременно его проведать.

Джессамин внезапно побледнела, лицо ее стало непроницаемым.

– Бабушка Эулалия, как всегда, права. Принести тебе к хлебу меда?

Морган взглянул на нее исподлобья. Если состояние здоровья дяди Хейуарда – больная для его дочери тема, то ему лучше пока не говорить об этом. Он еще успеет – попозже, когда наберется смелости.

Тут Джессамин принесла меда, положила перед Морганом еще один ломоть хлеба и вновь наполнила кувшин молоком.

– Пожалуйста, ешь, сколько хочешь, – сказала она, растягивая по-южному слова. Присев напротив, добавила: – У нас теперь вдосталь еды.

Он взглянул на нее вопросительно:

– Что ты имеешь в виду?

Она пожала плечами, как бы давая понять, что некоторые темы слишком неприятны и не стоит их затрагивать. В лучах заходящего солнца на ее лице проявились тонкие морщинки, отчего она казалась теперь гораздо старше своих семнадцати лет.

– Мы продали городской дом богатому дельцу из Сент-Луиса. Он вступает во владение собственностью в январе и, согласно договору, присылает нам продукты.

Морган замер на миг. Он знал, что Тайлеры всегда были богаты и умели распоряжаться своими деньгами.

Многие из-за войны разорились, в том числе – его собственная семья, но он думал, что Тайлеры-то не пострадали и сохранили свою недвижимость, во всяком случае – Сомерсет-Холл, знаменитую коневодческую ферму.

– Неужели все так плохо?

Она едва заметно кивнула:

– Да, к сожалению. Бизнес отца из-за войны совсем расстроился. К счастью, мы сохранили все милые сердцу безделушки, но потом пришлось продать кое-что. Видишь ли, после того как отца списали по здоровью… – Она осеклась, и на скулах ее заходили желваки.

Морган встал, чтобы убрать со стола, затем снова сел. Он очень переживал за дядю Хейуарда, однако не решался расспрашивать Джессамин о его болезни – не хотел причинять ей лишние страдания.

Она взмахнула ресницами, стараясь сморгнуть слезы.

– Отец еще много месяцев оставался на плаву. Но потом ему с каждым днем становилось все хуже, и мы продали почти все, что могли, пытаясь наши действенное лекарство от рака.

Морган похолодел.

– У дяди Хейуарда… рак?

Она кивнула:

– Рот и челюсть. Пожалуйста, постарайся держаться бодро, когда увидишь его. В Нью-Йорке есть врач, который, возможно, смог бы ему помочь, но он очень дорогой. Через два дня мы продаем Сомерсет-Холл, чтобы собрать средства на лечение.