Грешники - Барбара Пирс Страница 3

Леди Хипгрейв была одной из многочисленных любовниц отца Файер. Вернее, бывших любовниц. Файер потерла лоб, ощущая, как на нее накатывает тяжелая волна отчаяния, сопровождающаяся головной болью. Она не могла не признать, что уже давно перестала обращать внимание на то, кто в настоящее время ублажает прихоти ее вельможного отца.

– Не здесь, – хрипло прошептала графиня, хотя ее жесты и тон лишь подстегивали распаленного лорда Стэндиша. – Нас могут застать вместе.

– Но ведь это не остановило тебя вчера в оранжерее Мива, – напомнил мужчина, уверенно задирая ей юбку так, что Файер увидела белевшую в темноте ногу ненавистной Отилии.

– Нам надо продумать дальнейший план, Тэтчер, – напомнила леди Хипгрейв и слегка раздвинула ноги, чтобы настойчивая рука ее горячего спутника не встречала препятствий. – Лишение невинности этой глупенькой девственницы – всего лишь прелюдия. Теперь предстоит сделать так, чтобы в свете узнали о немыслимых шалостях, на которые способна эта девчонка.

Стэндиш прекратил терзать плечо дамы и, приподняв голову, удивленно спросил:

– Неужели это так необходимо? Ее брат не оставит меня в покое, если вдруг обо всем узнает.

Файер заскрежетала зубами, услышав заливистый смех графини. Она вытерла слезы и, прислонившись к мраморной колонне, постаралась не пропустить ни одного слова.

– Не думаю. Лорд Тэммес вполне может соперничать со своим отцом в аморальности. С его стороны было бы в высшей степени лицемерно возмущаться распущенностью другого джентльмена, если он сам совратил не одну целомудренную душу.

Лорд Стэндиш недоверчиво покачал головой.

– Но ведь речь идет о его невинной сестре, и я не думаю, что он проявит благодушие.

– Дорогой мой, в природе не существует невинных Карлайлов, – промурлыкала в ответ графиня. – Падение леди Файер было предрешено. Уж я-то знаю. Его светлость делил со мной постель в течение восьми лет.

Графине было всего двадцать, когда герцог Солити соблазнил се. Но даже если леди Хипгрейв на тот момент была девственницей, никто бы не смог убедить Файер, что графиня очутилась в постели вельможного аристократа против своей воли. Файер знала эту даму достаточно хорошо, чтобы иметь о ней собственное мнение. Увы, моральный облик графини трудно было бы назвать образцовым. Ходили слухи, что в молодости она была одной из фавориток принца Уэльского. То, как она домогалась внимания со стороны герцога, стало отдельной темой для сплетен. Файер слышала несколько версий. По одной из них, леди Хипгрейв наскучила принцу и тот заменил графиню новой любовницей. Графиня решила н отместку тут же закрутить роман с герцогом, чтобы побольнее ударить по самолюбию наследника престола. Другая версия была более драматичной. Говорили, будто бы оба джентльмена искали расположения этой коварной дамы. Сплетничали даже об открытом столкновении, в результате чего она выбрала герцога, проигнорировав знаки внимания со стороны самого принца.

Восемь лет назад, когда Файер было всего десять и ее воспитанием в Арианроде занималась приставленная к ней гувернантка, девочка слышала рассказы слуг о ее отце и его прекрасной любовнице. Хитрость этой дамы и ее способности к интригам привели в раздражение даже мать Файер, которая всегда более чем лояльно относилась к неверности своего супруга.

Уже много поколений мужчин из рода Карлайлов были печально известны своими амурными похождениями и трагическими обстоятельствами смерти. За исключением своего отца, Файер не могла бы назвать другого представителя их фамилии, который благополучно встретил свой сороковой день рождения. Будучи ребенком, она постоянно волновалась, когда слышала, как слуги судачат о проклятии Солити. Однако ее отец перешагнул зловещий рубеж и до сих пор продолжал наслаждаться жизнью. Учитывая его выбор любовниц, это можно было бы считать настоящим чудом.

Голос лорда Стэндиша заставил Файер вернуться в настоящее.

– Я очень сожалею о том, что рассказал тебе о Джинни и Солити. Ты ни о чем другом теперь и не думаешь, – с укоризной в голосе произнес он.

– Даже если бы ты скрыл от меня, что герцог пригрел эту сучку, мне все равно доложили бы об их связи. Такой новостью со мной пожелал бы поделиться каждый, уверяю тебя, – ответила леди Хипгрейв, нежно целуя лорда Стэндиша.

В голосе графини звучала неприкрытая горечь. Файер посочувствовала бы этой даме, если бы та не поступила с ней столь подло. Подослать своего любовника к дочери герцога только ради того, чтобы отомстить за поруганное женское самолюбие! Значит, все, что говорил ей лорд Стэндиш, – это от начала и до конца наглая ложь! Ухаживания Тэтчера были продиктованы тайными мотивами, а в его отношении к ней не было даже намека на любовь. Файер приняла правду как данность, хотя боль от сознания собственного унижения, казалось, разрывала ей сердце. Она взяла себя в руки: сейчас ей как никогда потребуется здравый смысл. Траур по разбитым надеждам совершенно пи к чему, не так ли?

Задумавшись, Файер догадалась, о какой Джинни вел речь лорд Стэндиш, хотя эта дама носила имя леди Талемон. Она была па четыре года моложе леди Хипгрейв и отличалась амбициозностью и честолюбием. Ее выдали замуж за графа, когда девушке не исполнилось и шестнадцати. В девятнадцать она похоронила супруга. Положение вдовы обязывало молодую женщину соблюдать определенные приличия. Но уже спустя немного времени она забыла о скорби и решила воспользоваться своим титулом и деньгами. Превратившись в великосветскую даму, леди Талемон смело заигрывала с принцем и его приближенными. Правда, красота и смелость Джинни способствовали тому, что она нажила немало врагов, среди которых числилась и леди Хипгрейв.

Конечно, тот факт, что выбор герцога пал на достойную во всех отношениях молодую соперницу, уязвил самолюбие графини. И леди Хипгрейв, мстительная и хищная по натуре, тут же набросилась на добычу, которую посчитала самой слабой в роду Карлайлов. Однако леди просчиталась, так как Файер обладала и силой характера, и проницательным умом. Она могла нанести ответный удар, тем более что в подобной ситуации имела на это право.

Файер уже пришла в себя и не ощущала бессилия или растерянности. Напротив, она была готова к атаке. Ей хотелось разорвать свою обидчицу на куски. В отличие от других членов известного клана, юная Файер не позволяла себе испытывать иллюзии в отношении любовных приключений. И то, что лорду Стэндишу почти удалось растопить ее сердце, можно было бы поставить ему в заслугу. Теперь былые чувства к нему не вызывали у Файер ничего, кроме стыда. Девушка не знала, кого она презирала сейчас больше – этих двух заговорщиков, которые пытались погубить ее репутацию, или себя, проявившую непростительную наивность.

– Надо, чтобы скандал был громким и публичным, – пробормотала леди Хипгрейв.

Лорд Стэндиш, не сдержавшись, выругался.

– Боже мой, женщина! – с укором воскликнул он. – Ты ласкаешь меня в самых интимных местах прямо на глазах этих уродливых предков Мива, а думаешь совсем о другом. Какой публичности мы должны добиться, чтобы ты наконец позволила мне овладеть тобой?