Шкатулка с драгоценностями - Анна Дэвис Страница 3

— Ты выглядишь усталым, Дики. В «Геральд» все в порядке?

— Дело не в газете, и ты это знаешь, Грейс, — несколько раздраженно ответил он.

— Я знаю.

Вероятно, в его словах содержалось завуалированное напоминание о прошлом — их прошлом. Пытаясь справиться с неловкостью, Грейс еще раз оглядела зал. Сталик подробно рассказывал американцу о меню, потом указал на работы одного из самых известных клиентов-художников. Американец, похоже, заинтересовался, но как только Сталик отвлекся, тотчас же бросил взгляд на Грейс.

— У меня сегодня отвратительный день. — Грейс заставила себя смотреть на Дики, и только на Дики. — Я подала заявление об уходе. — Она отпила из бокала. — А вино действительно очень хорошее.

— Да ты что?

— Ну, пыталась. Впрочем, Пирсон не воспринял это всерьез. Обри Пирсон, я имею в виду. И полагаю, я тоже не очень серьезно это восприняла. Он потчевал меня хорошей порцией демагогии. Такие вот они динозавры!

— Ты всегда так говоришь. Закажем рыбу? Сегодня есть камбала. С молодой картошкой.

— Дики, ты не представляешь, каково девушке работать в таком месте! Мужчины могут делать все, что им угодно, лишь бы вовремя была готова рукопись. Но мне — малейший намек на смех, одно дуновение сигаретного запаха — и все! Они считают, что я должна быть благодарна только за то, что мне позволяют работать на них, разве ты не видишь? Вот об этом я и хотела с тобой поговорить. Я думала…

Седжвик усмехнулся:

— И ты решила поинтересоваться, не поработать ли тебе в «Геральд»? Ты действительно считаешь, что эта газета лучше? Думаешь, там с тобой будут обращаться как с любым другим сотрудником? В таком уж мире мы живем, дорогая! Но положение постепенно улучшается. — Он кивнул официанту. — Джо, две порции рыбы, пожалуйста.

— Слишком медленно для меня. — Грейс невольно оглядела зал. Американец, нахмурившись, смотрел на часы. Она снова перевела глаза на веснушчатое лицо Дики и решила перейти к сути дела. — Я думала… Что, если Дайамонд начала бы писать не только для своей колонки? Она могла бы составлять обзоры, политические комментарии, даже гороскопы!

Он помотал головой:

— Не пойдет!

— Но почему? Дайамонд имеет огромный успех, ты всегда это говоришь. Кто еще в вашей дурацкой газете получает полные мешки писем? О ком еще сплетничают в других газетах? Ты знаешь, что вчера написал Гарольд Граймс в «Мейл»? Он полагает, что Ребекка Уэст — это Дайамонд Шарп! Ребекка Уэст!

— Он идиот, — тихо произнес Дики и откашлялся. — Посмотри, у меня дела идут так, что лучше некуда. Если честно, мне самому не верится. Но читать Дайамонд все равно что есть лакрицу. Можно съесть только самую малость.

Пыхтенье.

— Ну, не обязательно же мне все время быть Дайамонд!

Он мягко взял ее за руку.

— Грейс, ты Дайамонд! Все время. Ты не можешь быть никем иным, даже если захочешь. Я бы не хотел, чтобы ты была кем-нибудь иным.

Американец снова посмотрел на них. На ее руку, которую держал Дики.

— Хотя иногда я чувствую себя Виктором Франкенштейном, — пробормотал Дики.

— Ну что ж… — Она высвободила руку. — Мне придется заниматься тем же, чем занимаются остальные благонамеренные чудовища, и просить тебя удвоить мне плату!

— Ну же, мисс Бука! Ты бы лучше подумала, что, когда ты хмуришься, у тебя на лбу появляются морщины, а они старят тебя, я бы сказал, лет на десять.

— Ах, Дики, какой ты противный! С тобой просто бесполезно говорить о чем-нибудь серьезном. — Она тщетно искала глазами официанта. — Где же Джо? Нам нужно еще вина.

Американец отошел от своего столика.

Опустошив еще полторы бутылки, Дики с Грейс сели в такси и отправились в «Сайрос» на Орандж-стрит. Опять полил дождь, в городе резко потемнело. Грейс смотрела из окна на яркие витрины и лучи света, отражающиеся в мокрых мостовых. Люди бежали под зонтиками или толпились на автобусных остановках, но большая часть лондонцев уже легла спать.

— Кто, черт возьми, идет на вечеринку во вторник? — удивился Дики. — Это как-то нецивилизованно. И в честь кого вечеринка?

— Не припомню. — У Грейс в голове было туманно, как в сырую ночь. — Я потеряла приглашение.

— Великолепно! И она мне говорит только сейчас! Ты бы хоть сказала, что это в «Сайросе». Я полагал, что речь идет о небольшой джазовой вечеринке у кого-то дома. Если бы знал, я бы переоделся. Надел бы бабочку.

Грейс открыла сумочку, вынула черный шелковый галстук и протянула его Дики.

— Не волнуйся. Дайамонд всегда готова к неожиданностям. И будь веселее — в приглашении говорится, что там будет шампанское, наверняка превосходное!

Прилаживая галстук, Дики принялся рассказывать о «Сайросе» — другой ночи, другой вечеринке, — но Грейс не слушала, завороженная, как всегда, ночным видом площади Пиккадилли. А вот и «Биг нью уорлд», далеко опережающий «Пирсон и Пирсон». Самая знаменитая площадь, расположенная в месте слияния наиболее крупных улиц Лондона, была сейчас освещена яркой разноцветной рекламой известных фирменных марок. Энергичные усилия совета Большого Лондона по упразднению этой рекламы привели лишь к твердой решимости торговцев разместить ее возле своих заведений. На уровне земли, однако, из-за строительства новой станции метро все выглядело убогим, временным и ремесленным. На время проведения работ фонтан со статуей Эроса убрали, и сначала казалось, что с ней ушла и душа площади. Впрочем, Эроса убрали уже так давно, что Грейс едва припоминала, как он выглядит. В душе Пиккадилли, казалось, поселились новые объявления. Вопя «Швепс», «Боврил», «Джин Гордонс», они с таким же успехом могли бы кричать: «Я Лондон! Я будущее!»

Сегодня дождь был настолько силен, что зрелище казалось туманным, как во сне. Капли дождя, подсвеченные яркими огнями, беспрестанно текли по стеклу, и Грейс казалось, будто площадь плачет. Сквозь слезы она видела сухие салоны других такси со смеющимися девушками, усталыми дамами в шляпах, молодыми людьми, охотниками или жертвами охоты. Они напоминали крошечные обособленные мирки. Вот и они с Дики в своем маленьком мирке двигались точно в каком-то трансе…

Пока очередное такси на мгновение не поравнялось с их машиной и она не увидела профиль сидящего в нем человека. Тяжелая челюсть, римский нос…

— Это тот мужчина!

— Что за мужчина? О чем ты?

— Ах!

Другое такси повернуло направо. Видение было почти мимолетным. Неужели американец? Или просто она все еще думает о нем?

— Грейс?

— Ничего. Вот мы и приехали! Дай я помогу тебе надеть галстук.

Открылись двойные двери, и перед их взором предстала знаменитая ледяная танцевальная площадка «Сайроса». Джин Ленсен и танцевальный оркестр клуба «Сайрос» были в ударе. Белые костюмы, приглаженные волосы, сверкающая медь. В воздухе стоял запах сигарет и пьянящий аромат духов с горьковатым привкусом пота огромного множества женщин.