Музыка ночи - Лидия Джойс Страница 3

– Покойникам осторожность не требуется.

* * *

Паром то опускался, то подскакивал на беспокойных волнах, и его резкие движения вызывали тошноту больше, чем приятная качка на пароходе, с которого они сошли вчера.

Сара Коннолли стояла у поручней между леди Меррил и мистером де Летном, напрягая зрение, чтобы впервые увидеть сквозь туман Венецию, пока внучка леди болтала с друзьями, повернувшись к Адриатике спиной.

Венеция. Название было многообещающим. Триест оставил в памяти Сары только оштукатуренные дома в неверном свете, когда ехали с парохода в гостиницу, разочаровывающе похожую на любую из гостиниц Саутгемптона.

Но Венеция… конечно, Венеция не может разочаровать. Она мечтала увидеть Ла-Серениссиму с тех пор, как ее работодатель заявил о своем намерении провести весну в этом городе. Такая счастливая возможность позволяла ей терпеть изощренные пытки мистера де Лента с большим хладнокровием, чем она, по ее мнению, обладала.

Сара пристально вглядывалась в невысокие темно-серые пятна, стоявшие, будто ширмы, между едва различимым в густом тумане пространством моря и земли. Береговая линия здесь тоже напоминала длинную, безлюдную равнину, на которой изредка виднелись окруженные болотами руины, вздымавшиеся к небу. Сара уже начала гадать, прибудут ли они вообще когда-нибудь, потом различила впереди просвет. Через несколько минут паром скользнул мимо двух барьерных островов на открытую воду и наконец оказался в Венецианской лагуне.

Сара искала глазами первый намек на знаменитый город, но взгляду открывались только пригорки, холмики, морской тростник, пробивавшийся сквозь мутную воду, да сотни деревянных столбов, причудливым образом вбитых в дно лагуны. Перед носом парома, словно черные стрелы, пронзающие туман, быстро двигались мелкие лодки.

С минуту это было все, что она видела, пока вдруг не появилась белая громада, поднимавшаяся в тумане из воды, которая по мере приближения медленно превращалась в башни и колоннады из светлого мрамора и красного кирпича, прорезанные широкими улицами лагуны.

Это было великолепно. Не так, как она себе представляла, но великолепно, словно дремлющий город-наяда, поднимавшийся из глубины. Сара вдруг поняла, что не дышит, и перевела дух.

– Разве это не зрелище? – сказал де Лент с наигранной сердечностью, оторвав ее от мечтаний.

Она не знала, к кому он обращается: к ней или к своей матери. Он и раньше использовал такую хитрость, чтобы смутить ее, поэтому она лишь кивнула и продолжала смотреть вперед.

– Держу пари, вы никогда и не мечтали оказаться здесь, – тем же тоном сказал он.

Сара быстро взглянула на него. Хотя глазам янтарного цвета просто несвойственна холодность, у де Лента они были холодными, а их блеск давал понять, что он сделал намек на ее низкое происхождение отнюдь не случайно или по неосторожности.

– Я рада ехать, куда пожелает леди Меррил, сэр, – тихо сказала она, покраснев.

– Какая целомудренная кротость, – пробормотал де Лент.

Его холодный взгляд почти с вожделением прошелся по ее лицу, не пропустив ни единой оспинки. Сара отвернула голову, и края старомодного капора закрыли ему вид.

– Сара прекрасная компаньонка. – Леди Меррил, слишком рассеянная, чтобы заметить напряжение, повисшее в воздухе, похлопала девушку по руке.

– Вам нетрудно угодить, ваша светлость. Несмотря на все недостатки леди Меррил, она была нетребовательной хозяйкой. Сара почла бы за счастье провести остаток жизни в роли компаньонки, если бы знала, что будущая работа окажется столь же приятной. Капризную внучку с ее друзьями Сара могла вынести. Если бы только сын леди…

– Хотите посмотреть карнавал, мадам? – спросил де Лент, глядя поверх головы компаньонки, словно она перестала для него существовать.

– Карнавал? – удивилась леди Меррил. – Они же умерли больше полувека назад!

Ее сын засмеялся.

– Нет, по-настоящему карнавалы не умирали никогда. А после освобождения Венеции от австрийского гнета молодые венецианцы наверняка решили возродить их. Втайне, конечно, с большим благоразумием и вкусом, чем в прежние времена… – По его тону Сара не могла сказать, одобряет ли он такое улучшение. – Некоторые из них – сторонники нового Итальянского королевства, другие хотят восстановить эпоху Республики. Но их мотивы не имеют значения, главное, любая из масок сделает вас потрясающей гурией, – бесстыдно польстил он. Леди Меррил по-девичьи рассмеялась.

– Мое время давно прошло. Я – в шокирующем обществе! Кроме того, Сара может умереть от унижения, оказавшись в компании семнадцатилетних одалисок, не говоря уж о том, что подумают Анна и ее юные друзья.

– О чем ты, бабушка? – спросила леди Анна, услышав свое имя.

Пока леди Меррил объясняла, Сара хранила молчание в надежде, что вмешательство девушки отвлечет от нее внимание мистера де Лента. Но почти сразу же она почувствовала его взгляд.

– Нашу Сару только обрадует возможность скрыться за маской и вуалью, – сказал он, игнорируя племянницу.

В его словах не было резкости, но их злобу Сара ощутила всей кожей. «Мне все равно», – подумала она. Увы, ей было не все равно, и де Лент знал это. Не важно сколько лет отделяло Сару от грязных улиц с ветхими многонаселенными домами, она всегда будет носить на лице знаки своего происхождения, очевидные для всех. Теперь ее речь безупречна, ее образование (если не опыт) не хуже, чем у леди, ее поведение и манеры безошибочны… однако ничто уже не может стереть оспины, которые портили ее лоб и щеки.

Сто лет назад такие рубцы вряд ли делали бы ее особенно заметной, но ко времени ее рождения всем, кроме бедняков и некоторых возражающих, сделали прививки. Теперь каждый ребенок в Англии должен иметь прививку от оспы.

Так что история жизни написана на ее лице. Никогда уже она не поднимется выше компаньонки леди, да и это можно считать невероятным везением. Это больше того, о чем она когда-то мечтала, и значительно больше того, что заслуживает любая с ее прошлым.

Сара решительно отгородилась от ядовитых комментариев мистера де Лента и снова перевела взгляд на дворцы, которые, словно бледные видения, поднимались из темной воды.

Это он. Тут не было никакой ошибки.

Себастьян замер в тени прохода у мануфактурной лавки возле Понте делла Верона, скрытый широким плащом и клубящимся туманом, уже поднимавшимся с каналов быстрее, чем его мог разогнать ветер.

Перед дверями палаццо стояли три набитые людьми гондолы и с полдюжины грузовых лодок, которые осели до планширов в воду под тяжестью сундуков, коробок и слуг.

В первой гондоле среди других пассажиров Себастьян мог видеть де Лента, сидящего с непокрытой головой и высокомерно задранным подбородком. Затем он поднялся и ловко спрыгнул на ступени лестницы, к большому раздражению гондольера, который обругал его на венецианском диалекте, когда лодка накренилась от его прыжка.