Любовь, вне игры. История одного политического самоубийства - Ирина Хакамада Страница 3

Звук шагов тонул в зелено-красном ковре, змеей тянувшемся вдоль коридора. Закрытые дубовые двери без табличек с указанием хозяев.

Тишина… Тишина почти торжественная. Потусторонняя. И даже воздух словно искусственный. И еще – холод. Он шел от стен и откуда-то изнутри, застряв в области солнечного сплетения. Страх, влажный и противный, медленно поднимался все из той же точки, подбираясь к горлу.

Пришлось остановиться, перевести дух, успокоиться и решительно двинуться дальше. Тридцать два, тридцать четыре, тридцать шесть… вот он: тридцать восьмой кабинет. Приемная. Цепкий взгляд офицера, кивок головой, и, наконец открывается дверь, но теперь уже с табличкой «И. И. Николаев».

«Черт, забыла спросить имя-отчество – наверное, Иван Иванович…»

Хозяин, чей облик в качестве главной черты помимо тучности содержал какую-то общую усталость – серовато-холодного взгляда, слишком четких, глубоких морщин, припыленных сединой волос, – взмахнул рукой в приглашающем жесте. И рука эта тут же легла на стол, мгновенно заняв привычное положение, как будто даже одного взмаха ей было достаточно, чтобы выбиться из сил.

Опустившись в кресло, Мария поймала взгляд обладателя руки…

– Здравствуйте. Генерал ФСБ Иван Иванович Николаев. Нет времени – поэтому сразу перехожу к делу…

«Угадала…»

– …Мне поручено передать вам следующую просьбу от руководства: стать переговорщиком между террористами и властью, – четко и ритмично проговаривал он. – Цели две. Первое: уточнить их требования, по возможности смягчить. Второе: выяснить обстановку внутри кафе, потянуть время. Интересно все: сколько их, где заложена взрывчатка, можно ли допустить врачей, вытащить детей… Просто все, что сможете… – Голос Ивана Ивановича неожиданно сбился с ритма, зазвучал сердито: – А главное – выйти оттуда и все рассказать. Вопросы есть?

– Да. – Мария кивнула. – Иван Иванович, они уже выдвинули какие-то требования? – Предательская точка страха пульсировала и белила щеки. – И – почему я? Фамилию назвали спецслужбы или террористы?

– Переговоры уже велись, по телефону. Сразу после захвата. Пресса еще ничего не знала. Выдвинутые требования выглядят невыполнимыми. Их ультиматум – ждут шесть часов. Фамилии назвали заложники. Просили допустить политиков – бандиты согласились. Из названных четверых трое – не в Москве. Остались вы. Поэтому вас предупредили утром. И поэтому вот такая вот просьба. – Иван Иванович надавил: – Просьба! Не приказ. Вы можете отказаться…

Он пристально разглядывал Марию, пытаясь угадать ее реакцию. Внешне спокойная, Мария замерла, стараясь сделать вид, что размышляет, хотя все мысли просто исчезли. Пустота. Выдержала паузу. И вздохнув, как-то по детски горестно, сказала:

– Я согласна. Что делать?

Генерал выдохнул – не то облегченно, не то обреченно – не разобрать.

– Сейчас вас отвезут на место захвата. Никаких контактов с внешним миром. Семью предупредим. Информация уйдет, но позже – сейчас это лишнее. Я вас провожу…

И снова – мягкий ковер, паркет, ступени, но только в обратном порядке, и – маленький внутренний дворик, где наконец-то можно глотнуть, схватить жадным ртом спасительный влажный воздух.

– Не ходи туда, – доносился сквозь вязкую тишину чей-то голос. – Не ходи туда, слышишь? Ты, конечно, храбрая, взрослая.

Опытный политик. Но… В общем, таким, как ты, – не надо туда, слышишь?

Мария с удивлением оглянулась на Ивана Ивановича. Его лицо преобразилось – словно вдруг постарело на десять лет и стало совсем другим – простым и неофициальным.

– Откажись, – настойчиво цедил генерал, замедляя шаги. – Я давно за тобой слежу. Не пойму, как ты вообще в политике существуешь – таких наша свора уничтожает. Но, может, время поменялось, а может, нет… Не ходи, откажись – никого не спасешь, сама только пропадешь с потрохами. Откажись, мы закроем информацию. Откажись, и все…

Они остановились. Замерли друг напротив друга. Мария продолжала изумленно смотреть на Николаева: к чему весь этот монолог? Неужели он думает – она не понимает, что снова неугодна кому-то и снова кому-то мешает? Понимает, конечно. И то, что террористы могут не отпустить ее, к сожалению, тоже.

– Понятно…

«Надо же, – подумала она. – Вот она, ирония судьбы: ты так много говорила об этом, дорогая, ты сумела убедить всех – и людей, ставших сегодня заложниками, и даже террористов, что переговоры – возможны, и как же ты поступишь сейчас?»

Помолчала…

– Я пойду. Там же люди… дети… Они ждут. Я ведь потом жить с этим отказом не смогу… – и добавила, теперь уже вслух, то, что твердила про себя, как мантру: – Все будет хорошо… а вы уж постарайтесь…