Невинность и страсть - Лиза Рене Джонс Страница 3

Она хмурится.

— Какая боль? Не вижу ничего, кроме удовольствия.

— Она потеряла на этом аукционе все, что имела. И это удовольствие?

— Полагаю, богатый любитель острых ощущений отправил подружку в какое-нибудь экзотическое местечко, где она живет себе припеваючи. — В голосе появляются грустные нотки. — Мне придется так поступить, Сара. Пожалуйста, не упрекай меня. Нужны деньги, а если это не сделаю я, все равно появится какой-нибудь другой покупатель.

Открываю рот, чтобы возразить, однако не произношу ни слова. Элла одинока в этом мире, если не считать близким родственником отца-алкоголика, который с трудом вспоминает собственное имя, не то что имя дочери. Понимаю ее стремление всегда иметь деньги… так, на всякий случай, на черный день. Больше того, сама не раз испытывала это чувство. Дело в том, что я тоже одна на свете. Абсолютно и неисправимо одинока… но сейчас не хочется об этом думать.

— Все, пока. Надо бежать. — Элла со смехом машет рукой. — Желаю приятно провести вечер. Я-то точно знаю, что не соскучусь!

Забираюсь в кресло с ногами и смотрю, как за ней закрывается дверь.

И снова бесцеремонный стук прерывает блаженство отдыха и повергает в панику. Сонная и растерянная, сажусь в постели и смотрю на часы. Семь утра — а ведь сегодня первый день каникул!

— Кого, черт возьми, принесло в такую рань? — бормочу сердито, вылезаю из-под одеяла и сую ноги в пушистые розовые шлепанцы — подарок на Рождество от одной из учениц. Хватаю длинный розовый халат — не пушистый, но зато с надписью «розовый» на спине: наверное, в помощь тем, кто не различает цвета. Стук повторяется еще громче.

— Сара, открой! Это я, Элла! — раздается знакомый голос. — Вставай скорее!

Сердце трепещет не только от того, что Элла явно взбудоражена, но и от того, что в отличие от меня не бережет каждую секунду и без острой необходимости никогда не встает раньше полудня. Как только дверь открывается, она бросается мне на шею и объявляет:

— Я уезжаю!

— Уезжаешь? — переспрашиваю растерянно и втаскиваю подругу в прихожую, подальше от прохлады раннего утра. Одета она так же, как и вчера вечером. — Но куда, почему? Что случилось?

— Дэвид сделал предложение! — восторженно восклицает Элла. — До сих пор поверить не могу! И сегодня утром мы с ним уезжаем в Париж. — Смотрит на часы и пронзительно вскрикивает: — Через два часа!

Что-то торопливо сует мне в руку.

— Здесь ключи от моей квартиры. На кухонном столе найдешь дневник и ключ от контейнера. Если не освободить его через две недели, придется платить за аренду или снова выставлять на аукцион. Так что разбери и продай содержимое. Деньги оставь себе. А если хочешь, просто все выкинь. Теперь это уже не имеет значения. Я мчусь в Париж, а потом на крыльях любви лечу в Италию, чтобы провести там медовый месяц!

Внезапно меня охватывает тревога. Не хочу, чтобы Элла страдала: она еще ни разу не призналась, что любит Дэвида.

— Но, дорогая, ты знакома с этим человеком всего три месяца. А я видела его лишь однажды. — Всякий раз, стоило нам запланировать общую встречу, почтенный доктор ускользал под каким-нибудь благовидным предлогом.

— Я люблю его, Сара, — произносит она, словно читая мои мысли. — И он очень добр ко мне. Тебе это известно.

Нет, это мне как раз неизвестно, но пока я пытаюсь найти подходящие слова, чтобы сказать об этом, подруга уже поворачивается к двери.

— Элла…

— Позвоню, как только прилечу в Париж, так что держи сотовый при себе.

— Подожди! — Крепко сжимаю ее руку. — Сколько я тебя не увижу?

Зеленые глаза вспыхивают радостным предвкушением.

— Месяц. Представляешь? Целый месяц в Италии! Можно только мечтать! — Она торопливо обнимает и целует в щеку. — Занятия начнутся только в октябре — спасибо удлиненным учебным дням! — так что впереди как раз месяц! Невероятно! Больше никогда не буду жаловаться на слишком плотное расписание. Месяц в Италии! Фантастика! Обязательно тебе позвоню, а когда мы вернемся, сразу устроим торжественный прием.

Изумрудные глаза слегка увлажняются.

— Ты же знаешь, как мне хочется, чтобы ты была рядом. Но Дэвид понимает, что у меня нет семьи, и потому хочет увезти, чтобы я не страдала от этого. — Она прикасается к складке между бровями, которая всегда появляется на моем лбу, когда хмурюсь. — Прекрати морщиться, а то состаришься раньше времени. Не беспокойся, все будет хорошо. Просто отлично!

— Хотелось бы, — замечаю я, пытаясь призвать на помощь тренированный учительский голос, однако горло перехватывает, и слова получаются скрипуче-неуклюжими. — Позвони сразу, как только прилетишь в Париж. А еще пришли фотографии. Много фотографий.

Элла лучезарно улыбается:

— Да, мисс Макмиллан. — Она поворачивается и убегает, коротко взмахнув рукой на прощание. Остаюсь в полном одиночестве и безуспешно пытаюсь подавить неожиданные, непонятные слезы.

Конечно, я радуюсь за Эллу, но одновременно и тревожусь. Чувствую себя… сама не знаю, как я себя чувствую. Наверное, потерянной. Пальцы машинально сжимают ключи, и неожиданно я понимаю, что получила в наследство целый контейнер чужих вещей и дневники — те самые, которые поклялась больше никогда не читать.