Цветок душевного стриптиза - Галия Мавлютова Страница 3

Я выключила компьютер. Мое резюме ушло в столицу, разъехалось, разлетелось по городам и весям. В Питере и без меня много переводчиков всяких-разных. Их очень много развелось. Как перхоти. Чтобы прилично содержать дом, дачу, нормально питаться и хотя бы изредка отдыхать, мне срочно требовалась высокооплачиваемая работа. Таких мест в Северной столице не было. У нас не разбежишься. Маленький город. Почти городок. В Питере нужно кого-то подсиживать, ждать, ходить, договариваться, в общем, терпеть издержки безработного существования. В столице проще. Там много работы. Много денег. Поеду жить в столицу. Но на мое резюме никто пока не откликнулся, видимо, и в Москве стало тесно от безработных.

Приехала мама, чтобы оказать мне моральную поддержку. Радостно поругала Марка Горова. Грустно поплакала. Побродила по квартире. А потом сказала, обняв меня за плечи: «Настя, я тебя поддержу. Не отчаивайся. Помогу. Не брошу тебя на произвол судьбы. Ты у меня одна на всем свете. Я же у тебя работающая мать. А не какая-то там лентяйка».

В эту минуту мне стало легко на душе. У меня есть тыл. Крепкий. Можно собирать армию. А пока придется укреплять боевые позиции.

– Спасибо, мама, – сказала я и отвернулась, чтобы скрыть обильные слезы.

Они не текли, не сочились, слезы струились, будто в квартире внезапно началось наводнение. Наверное, это от чрезмерного употребления вредной модераторской жидкости. Мама ушла. А я еще долго сидела и перебирала в уме всевозможные варианты. Хорошо, что я не сирота и у меня есть работающая мама. Она ведь неплохо зарабатывает. Недавно купила машину. Смело рулит по жизни. Придется сесть маме на шею. Неприятно, конечно. А если бы я была одна на свете…

В этом месте мои глаза вновь наполнились слезами. Откуда они берутся? У меня явно нарушен водно-солевой баланс в организме. Я набрала номер. Руки дрожали от волнения. Трубка намокла, а я вся отсырела. Сейчас соседи прибегут. Начнут жаловаться на протечку. А я не лью воду, просто сижу и тихо плачу. Тихо, но бурно.

– Мам, спасибо тебе, что ты есть у меня, спасибо, родная, помни, что я тебя люблю, сильно-сильно, помни, ладно, мам, – бормотала я, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

– Настя, успокойся, все будет хорошо, ты у меня талантливая, умная девочка. В жизни всякое бывает, успокойся, не плачь. Возьми себя в руки, прими разумное решение и действуй. Действуй, несмотря ни на что, – от маминых слов потеплело на душе.

Все будет хорошо. Вот и хорошо. И слезы мгновенно высохли. У меня есть мама. Подруги. Наташка Вавилова не в счет. Она сама является потерпевшей стороной. Ей тоже помощь требуется. Есть Ира Акимова. Замужняя Ира. Счастливая Ира. Акимова искренне любит меня. И еще есть Вера. Моя давняя подруга. Со студенческих лет дружим. Вера всем и всему завидует. Во всем найдет предмет зависти. Но она любит меня. Если мы долго не видимся, скучает. Внутри Веры сидит голодный червяк и поедает ее изнутри. Она страдает от чрезмерной завистливости, будто больна хроническим неизлечимым заболеванием. С каждым годом болезнь становится опаснее. Метастазы разрастаются. Но мы считаемся подругами, Вера черпает во мне силы, я являюсь для нее источником вдохновения, любимая наперсница работает в коммерческом издательстве. А там всегда нужны переводчики. Вдруг Вера поможет мне, пристроит, она ведь не такая плохая. Нет. Нельзя. Стоп-сигнал. К Вере нельзя обращаться за помощью. Она откажет, еще посмеется надо мной. Мысленно, разумеется. Она живет в ногу со временем. Сейчас все так делают. Думают, что все беды случаются с другими людьми, не с ними. Лучше позвоню Ирине. Акимова поможет мне хотя бы морально, похулит Марка Горова, поругает Черникова. А мне станет легче на душе. А Вере бесполезно звонить. Я набрала акимовский номер.

– Ир, как дела, куда ты пропала?

Недавно Акимова родила ребенка. Сначала хитрая женщина быстренько соорудила первого малыша, затем, не задерживаясь и не задумываясь, второго. Муж Коля не успел перекреститься. Вздохнуть вздохнул, а выдохнуть не успел. Акимова родила бы и третьего, назло свекрови, но, видимо, Колина мамаша активно воспротивилась столь буйному размножению сыновьего семени.

– Ой, не спрашивай, все как обычно, как всегда, ничего нового, дом, дела, заботы, дети, Коля, мамаша, посуда, пеленки, и так круглые сутки, – затараторила Ирина без остановки. Я едва слышно вздохнула. Ирина уже выпала из обоймы. Она не сможет мне помочь преодолеть даже сотню метров жизненного пути. Сейчас перечислит семейные тяготы по списку, ни одного пункта не пропустит, пожалуется на свекровь, дескать, совсем заела, утомительно перечислит недостатки мужа, и на этом монолог будет исчерпан. Чем вынудит меня изобразить безумный восторг по поводу бурного процветания семейного клана. Я уже сожалела, что позвонила ей.

– Лучше ты расскажи о себе, Настя, как дела, замуж не собираешься? – оглушительно раздалось в ухе.

Оказывается, Ирина давно закончила свой монолог. А я витаю в потустороннем мире. Не слушаю подругу. А жаль. Может, что-то увлекательное пропустила. Теперь уже не наверстать. Поезд ушел. Монолог останется тайной. Разговор двух глухонемых. Нынче все так разговаривают. Никто никого не слышит.

– Ир, а ты кого-нибудь из наших видишь? – спросила я, не надеясь услышать положительный ответ.

Да кому сейчас интересна Акимова – с двумя младенцами на руках, с двумя нахлебниками на плечах. В нахлебники я записала Ирину свекровь и мужа Колю. Коля уже давно сидит без работы. Нет. Перевод неточный. Муж Коля не сидит. Он лежит на диване. Даже не встает. А Акимова ему утку подносит. Эту сногсшибательную новость я узнала от Вавиловой в ту пору, когда в «Макси» еще никого не увольняли в массовом порядке. Молодец Ирина. Кормилица. Мать Тереза. Мне захотелось срочно отключить телефон. Не хочу никакого сочувствия, ни от кого. Не могу никого слышать и видеть. Буду сидеть в своем коконе. Без работы. В гордом одиночестве. И никто мне не нужен. Сама пробьюсь наверх, как юный и упрямый росток. Но я почему-то не отключилась. Не знаю – почему. И то, что я услышала, перевернуло всю мою жизнь. Но я еще не знала, что моя жизнь когда-нибудь встанет на рельсы. Сейчас мой поезд валялся на обочине, разбитый вдребезги.

– Всех наших видела, я вчера в «Максихаус» за детским пособием ездила, – сказала Акимова.

Ирина замолчала, видимо, паузу выдерживала. Мне захотелось уяснить: дескать, а что, пособие всем желающим выдают, может, и мне что-нибудь положено, – но Ирина уже продолжила громкое вещание. Просто мегафон, а не подруга.

– Пособие по беременности получила. На второго, младшенького. Социалка выделила. В бухгалтерии на меня посмотрели, как на врага народа. Прямо пристрелить хотели. А когда деньги выдавали, так у них даже руки тряслись от жадности. Как будто они свои собственные бабки транжирят на чужих детей. Точно-точно, Настя, словно они сами совсем не женщины. И замуж не выйдут. И рожать никогда не будут. Обидно до слез. Я даже разревелась, не сдержалась.

– А у них врожденное бесплодие, – неловко пошутила я, вызывая в памяти серые бухгалтерские внешности, но ни одного лица так и не припомнила. – А что там «Максихаус», на месте стоит, не падает?