Благоухающий Цветок - Барбара Картленд Страница 3

Домой Дерек Осмунд уже не вернулся. На следующее утро его нашли мертвым за пределами лагеря, и Азалии было сказано, что отец погиб на охоте, преследуя какого-то зверя.

Девушка понимала, что отцу грозил военный трибунал, и именно это подтолкнуло его к самоубийству. Дело решили замять, и официально полковой хирург заявил, что он уже не раз предупреждал полковника о плохом состоянии его сердца и что на этот раз физические усилия оказались для него фатальными.

За исключением сэра Фредерика, полкового хирурга и одного из старших офицеров подробности случившегося не знал больше ни один человек, если не считать, разумеется, Азалии.

— Безответственное поведение твоего отца едва не навлекло позор на наш род, на полк, в котором он служил, и на всю империю, — сказал тогда генерал. — Вот почему, Азалия, ты не должна говорить об этом никогда и никому. Надеюсь, тебе это ясно?

Вместо ответа последовало молчание. Наконец Азалия еле слышно произнесла:

— Конечно, я не скажу об этом никому из посторонних. Но ведь когда-нибудь я выйду замуж, и мой муж захочет знать всю правду.

— Ты никогда не выйдешь замуж.

В словах генерала прозвучала ледяная уверенность.

Азалия взглянула на дядю, широко раскрыв от изумления глаза.

— Почему не выйду? — еле слышно вымолвила она.

— Потому что, являясь твоим опекуном, я никогда не дам тебе на это разрешение, — заявил генерал. — Ты должна нести кару за грехи твоего отца и обо всем, что произошло в Индии, будешь молчать до самой могилы.

Какое-то время парализованный от изумления рассудок Азалии никак не мог усвоить смысл прозвучавших слов. А сэр Фредерик с презрением добавил:

— К тому же ты совершенно лишена привлекательности, как, впрочем, и богатого приданого, так что едва ли найдется ненормальный, готовый повести тебя под венец. И тем не менее, если это все же случится, ответ мой будет неизменен — нет, нет и еще раз нет!

Девушка затаила дыхание и на какое-то время лишилась дара речи. Прежде она даже не могла и помыслить о том, что такое возможно в ее жизни. В свои шестнадцать лет она еще не успела отдать кому-то свое сердце, но в глубине души никогда не сомневалась, что рано или поздно выйдет замуж, что у нее будут дети. А еще ей хотелось, чтобы ее муж тоже был военным, как и отец, и чтобы они по-прежнему жили в Индии.

Она выросла в среде военных, гордилась тем, как высоко ценил ее отец честь полка и личным примером вдохновлял своих подчиненных, любивших его за порядочность и заботу об их нуждах.

С полком были связаны все ее помыслы и дела; лошади, парады, передислокации, упаковка нехитрого домашнего скарба, семьи других офицеров, их жены и дети, бесчисленная армия туземцев, кормившихся возле военных и казавшихся такой же неотъемлемой частью полка, как и служившие в нем сипаи.

По утрам она просыпалась под звуки побудки, а вечерами, во время спуска флага, слушала сигнал отбоя, пронзительным эхом разносившийся по военному лагерю в надвигающихся сумерках.

Полк был для нее домом, частью жизни, и, когда ей вспоминались флажки, трепещущие на пиках кавалерии, и стройное пение занятых работой солдат, никогда не затихающая после гибели отца боль делалась еще острей.

Уезжая из Индии, она говорила себе, что непременно вернется, что не навсегда покидает эту древнюю страну.

И вот теперь дядя заявляет, что у нее нет иного будущего, чем жить в этом ненавистном доме и молча сносить каждый день унижения от своих родственников.

Не только за отцовский поступок приходилось ей нести наказание. И дядя, и тетка дали ясно понять, что их не устраивала и ее мать, потому что была русской.

— Ты никому не должна говорить о происхождении своей матери, — предостерег Азалию сэр Фредерик. — В свое время брат крайне неудачно выбрал себе спутницу жизни, и я не раз давал ему это понять.

— Почему вам это так не нравилось? — поинтересовалась девушка.

— Потому что смешивать расы всегда очень дурно, а ведь русских даже нельзя считать европейцами! Твоему отцу следовало взять в жены порядочную английскую девушку.

— Вы хотите сказать, что моя мать не была порядочной? — сердито спросила Азалия.

Сэр Фредерик поджал губы.

— Твоей матери нет в живых, поэтому я не стану говорить о ней то, что думаю. Но повторяю еще раз: тебе лучше не распространяться относительно ее русского происхождения. — Голос генерала сделался строже, и он продолжал: — В любой момент мы можем оказаться в состоянии войны с Россией, на этот раз на северо-западной границе. Но даже и без открытых военных акций русские баламутят индусов, проникают через наши рубежи, а их шпионов можно обнаружить где угодно. — Он с презрением взглянул на бледное лицо Азалии и резко добавил: — Весьма прискорбно, что я вынужден держать у себя в доме особу, в жилах которой течет дурная кровь! Находясь под моим кровом, ты никогда не должна упоминать имя своей матери.

Поначалу Азалия была слишком раздавлена горем, чтобы постичь все случившееся. Затем, год спустя, когда ей не разрешили продолжать образование, она осознала, что занимает в доме дяди положение где-то на уровне поденщицы или бесплатной служанки.

В семнадцать лет, когда ее кузины-близнецы Виолетта и Маргарита получили возможность бывать в высшем свете и непрестанно ездили с бала на бал и меняли наряды, из нее сделали горничную, секретаря, швею, экономку.

И вот теперь, спустя еще год, она с ужасом поняла, что жизнь ее так и пройдет в услужении семейству дяди-генерала, ведь надеяться ей не на что и остается только смириться с долгими годами, заполненными одной и той же нудной и однообразной работой.

И вдруг, словно чудо, приходит известие о том, что генерала переводят из Англии в Гонконг. Азалия даже не поверила такому счастью, к тому же поначалу она не сомневалась, что сэр Фредерик и его жена не захотят взять ее с собой.

Впрочем, вскоре она догадалась, что они стараются не оставлять ее без присмотра, ведь отцовская смерть по-прежнему является тайной генерала, и он боится, что племянница проговорится и случившееся с его братом приобретет скандальную огласку. Именно это, а также происхождение ее матери и заставляло суровых родственников держать ее подальше от общества и не выпускать из-под своего надзора. Отрицать, что она их племянница, они не могли, но уверяли всех, что Азалия замкнутая и нелюдимая.

— Азалия дикарка, она не танцует и избегает балов, — как-то заявила тетка своей приятельнице, несмело предложившей включить девушку в число приглашенных вместе с ее кузинами.

Азалии захотелось закричать, что это неправда, но она не сомневалась, что такой поступок лишь навлечет на нее дядин гнев и ничуть не изменит ее жалкого положения в этом доме.

Но Гонконг по крайней мере ближе к любезной ее сердцу Индии. И там ее будут окружать цветы и птицы, она будет купаться в солнечном свете и видеть улыбающиеся лица.