Лабиринты лжи - Энн Стюарт Страница 3

До нее, конечно, дошел запрет дяди Харриса, но она не приняла его близко к сердцу. В конце концов, всему их семейству было известно, что она боится летать и ни за что не уедет из своей северной Калифорнии, если только там не приключится крупное землетрясение. Но дядя не учел ее сильной любви к брату, который был ей особенно дорог после скоропостижной смерти бабушки и дедушки, воспитывавших ее с младенчества, потому что ее мать погибла в авиакатастрофе, когда Рейчел было пять месяцев. Своего отца Рейчел не знала. За год до этого мать оставила родителям тринадцатилетнего Эммета, сводного брата Рейчел. Несмотря на большую разницу в возрасте, Рейчел и Эммет стали очень близки.

Дядя Харрис также не учел ее боль от измены Ральфа и настоящую физическую необходимость увидеть родного человека после столь долгой разлуки. Целую неделю она набиралась мужества, а потом взяла у недовольного начальника отпуск и купила билет на самолет.

Но даже когда это садистское средство передвижения приземлилось в Оаху, ее неприятности не закончились. Ее ждала пересадка на другой самолет, маленький и еще более опасный, который должен был доставить ее на небольшой остров Кауай, где ей предстояло найти Эммета, что тоже могло оказаться задачей не из легких. Дядя Харрис остановился в гостинице на одном конце острова, а Эммет, как стало известно, жил в маленьком коттедже на другом конце, на полоске земли, оставшейся от некогда обширных владений Чандлеров на острове. Рейчел хотелось, насколько возможно, обойтись без участия дяди Харриса. Она слишком долго мечтала о встрече с Эмметом, чтобы позволить дяде, при всех его благих намерениях, испортить красоту момента.

К счастью, ее бывший попутчик так и не вернулся на соседнее кресло. До конца полета она изо всех сил пыталась дышать ровно и думать об Эммете. Почувствовав сильный толчок, когда самолет коснулся земли, Рейчел тихо застонала. Дрожащими руками она отстегнула ремень, собрала вместе сумку, нетронутый кроссворд, прочие пожитки и остатки выдержки и направилась в здание аэропорта в туалет.

Был жаркий солнечный день, один из тысячи похожих один на другой дней, обдуваемый легким бризом, что позволяло не задохнуться. Человек, называющий себя Эммет Чандлер, сидел на крыльце коттеджа, положив спои длинные ноги в рваных кедах на перила, и откупоривал бутылку с пивом. Он, щурясь, глядел на океан и на широкую полоску белого песка прямо перед собой, принадлежащую ему одному, по крайней мере сейчас. «В раю есть свои преимущества, — думал он, — хотя все это напоминает красивую открытку». Но ему нужна была эта открытка — тепло, солнце, карамельно-сладкая погода, чтобы излечиться от усталости, которая въелась ему в кости. Давно он не мог вот так уединиться на крылечке с пивом, и это доставляло ему истинное наслаждение. Даже если эта афера вскоре раскроется, он успеет кое-что урвать. Хоть немного душевного спокойствия, возвращенного ему гавайским богом одиночества.

Он больше не спрашивал себя, зачем он связался с Харрисом Чандлером и согласился на эту безумную затею. Он знал, зачем он это сделал и, и ничуть о том не жалел. Лишь в такие мирные мгновения, когда только пение птиц и плеск воды нарушали полуденный покой, когда крепкий соленый запах моря и пряный аромат гибискусов щекотали ноздри, смешиваясь с запахом пива, он чувствовал себя безмятежно счастливым. Сегодня вечером он пройдет дальше вдоль пляжа, может быть, до мыса и обратно. Оставалось всего несколько дней, самое большее — неделя до воплощения второй части плана. И тогда уже не будет времени гулять вдоль берега, сидеть на крыльце с пивом, забыв обо всех неприятностях.

Но пока его ничто не беспокоило. Интересно, смог бы он когда-нибудь насытиться этим тропическим солнцем? Даже теперь, когда его посеревшая в тюрьме кожа покрылась глубоким темным загаром, он чувствовал, как жадно она продолжает впитывать горячие лучи. Откинувшись в шезлонге, он осушил бутылку «Хайнекен», зажмурился от слепящего полуденного зноя и стал вспоминать первые дни с Крисси.

Маленький самолет окончательно доконал Рейчел. Хорошо еще, что посадка производилась прямо из терминала и она не видела, какой он на самом деле крошечный. Когда она шлепнулась в кресло и ледяными пальцами застегнула ремень безопасности, было уже поздно. Поглядев вокруг, она захотела немедленно сбежать, но не смогла. Священник в черной рясе, чье кресло было напротив, долго возился, устраивая вещи, и загораживал проход. Она решила, что подождет. В детстве она получила католическое воспитание, не позволявшее ей толкать служителей церкви. А на Кауай всегда можно доплыть морем. Даже акулы представлялись ей менее опасными, чем этот нелепый кукурузник.

Мокрыми от пота руками никак не удавалось справиться с ремнем. Она уже собиралась позвать стюардессу, но тут зазвонил колокольчик, давая сигнал пристегнуть ремни. Ее охватило отчаяние. Двигатели неровно заурчали, и Рейчел понуро сгорбилась в кресле, готовясь встретить свою смерть где-то над Тихим океаном. По крайней мере, рядом был священник. Может быть, перед концом он согласится выслушать ее исповедь. Взлет прошел как в тумане. Она мучительно и тяжело дышала. Рейчел не осмеливалась открыть глаза, пока не услышала, как звякнули колокольчики, разрешающие отстегнуть ремни.

И тут она почувствовала на себе чей-то взгляд. Скорее всего, за ней давно наблюдали, а она не знала, отдавшись во власть паники. «Только не еще один свингер», — мысленно взмолилась она.

Украдкой скосив глаза вправо, она увидела священника, помешавшего ей сбежать. Он с добродушным сочувствием смотрел на нее.

— По всему видно, вы не любите летать, — пробормотал он, освобождая от ремня свой обширный живот.

— Не очень-то, — горестно подтвердила она. — Пытаюсь избегать этого, насколько возможно.

— Надеюсь, вы пошли на столь рискованный шаг ради благого дела? — Его светло-карие глаза тепло улыбнулись ей.

У него была плешь на голове в окружении венчика седых волос, точно тонзура, хотя Рейчел была уверена, что в этом виновата природа, а не религия. Его лицо и руки загорели до глубокого красно-коричневого цвета, и только морщины вокруг добрых глаз, улыбающегося рта и складки под подбородком были на тон светлее. На вид ему можно было дать от тридцати до шестидесяти. Рейчел сказала бы, что где-то посередине, лет сорок пять. На островах он, должно быть, жил уже давно.

— Самого что ни на есть. — Она слабо улыбнулась. — Я собираюсь повидать брата.

На пухлом лице священника появилось выражение вежливого интереса. Салон уже наполовину опустел. В задней части остались только они вдвоем.

— Как хорошо для вас обоих, — улыбнулся он, наклоняясь к ней через пустое кресло. — И давно вы не виделись с братом?

— Пятнадцать лет. — Увидев, как он замер, она поспешила объяснить: — Но не по нашей вине. Просто… были семейные проблемы. Но теперь все наладилось, — прибавила она больше для себя, чем для священника, проявлявшего интерес из чистой вежливости.

— Не хочу надоедать вам расспросами, мисс…

— Чандлер. Рейчел Чандлер.

— Рейчел Чандлер, — с удивлением повторил он. — А мы думали, приедете вы или нет.