Развод по любви - Натали Лавру Страница 3

— Наташ, прежде чем расширять нашу семью, я хочу, чтобы ты выучилась, — сказал мне Костя.

— Без проблем, — ответила я.

Быть беременной школьницей для меня ещё большая стыдоба, чем быть замужней школьницей.

Вон, Танька, моя подруга и бывшая соседка по детдому, родила в шестнадцать, и что хорошего? Теперь она сама себе не хозяйка, а чтобы строить личную, приходится изгаляться из последних сил.

А я ещё не пожила толком. У меня по сути не было детства, и вряд ли прямо сейчас из меня выйдет хорошая ресурсная мать.

Так что Костя прав. Хотя ему-то почти в тридцать пять пора задуматься о детях. И если его слова про мою учёбу — это такая жертва, то ничего хорошего из нашего союза не выйдет. А уж если под словом «выучилась» он имел в виду не только школу, но и универ, то вообще туши свет. Пять-шесть лет — это долго.

Но ничего, разберёмся. В конце концов, существует заочная форма обучения в ВУЗе.

А сейчас — самое время наслаждаться жизнью.

***

Медового месяца у нас не было.

Во-первых, Костя по выходным ездил к маме в деревню — помогать с огородом. Светлана Изверговна после нашей с Костей свадьбы особенно жаловалась на здоровье, но притворные хвори не мешали ей выращивать никому не нужные овощи в промышленных масштабах.

Я в деревню не ездила. Зачем мне? Выслушивать, какая я пигалица? Да и копание на грядках — это не моё.

С прошлого года я волонтёрю в доме малютки, куда меня однажды зазвала подруга Танька. Как-то я уже привыкла быть ходячим праздником для детей. И приятно это — видеть, как сиротки радуются, смеются, играют.

Так я и проводила свободное время: волонтёрство, тренировки по скалолазанию и хождение по гостям. Так уж повелось, что быть приглашённой в гости — это для меня радость и честь.

Ошибочно думать, что раз я круглая сирота, то у меня нет близких. Каким-то чудом у меня сложились родственные отношения с родителями Юли, первой Костиной жены.

Елену Николаевну, Юлину маму, я полюбила сильнее, чем свою родную. Моя мать однажды чуть не убила меня розочкой от бутылки, настолько у неё атрофировались мозги от алкоголизма.

И вот у осиротевших Юлиных родителей появилась сначала я (в качестве просто родственной души), а потом моими стараниями они усыновили Гульнару и Арслана, сестру и братика. Меня бы они тоже забрали в семью, но, во-первых, мне на тот момент уже исполнилось семнадцать, во-вторых, моим попечителем был Костя. Но разве для близких отношений нужны бумажки?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍***

В июле наша компания скалолазов снова собралась ехать в Карелию на скалы.

Памятуя о прошлом печальном опыте, когда сорвавшийся с вершины камень зажёг мне звезду во лбу, Костя боялся меня отпускать. Сам он плотно занимался на работе каким-то супермегаважным проектом и об отпуске даже не помышлял. Максимум можно было вырваться куда-нибудь на выходные (например, к маме в деревню).

И такая я ходила разнесчастная целую неделю из-за того, что мне не разрешили ехать… Свежее молоко в холодильнике кисло. Цветочки на подоконнике грустили. Дружок в который раз сгрыз Костины тапки и повалялся линяющей спиной на его свеженаглаженных брюках… И поделом! Щенок у меня смышлёный, знает, где можно нашкодить, а где не надо.

Неделю Костя терпел. Пыжился, но делал вид, что его моё уныние не колышет, а хаос в доме — это дело житейское. А потом внезапно сдался. Ну, как внезапно… когда Дружок сделал дополнительную перфорацию на Костиных любимых ботинках.

— Ну ладно, — тяжко вздохнул он. — Езжай. Только не убейся там.

— Уи-и-и! — взвизгнула я и подпрыгнула на постели. — Спасибо! Вернусь живая и здоровая. Обещаю!

— Очень на это надеюсь, — он уже был не рад, что согласился меня отпустить. Разве у меня хоть когда-нибудь было всё сладко да гладко? — Когда отъезд?

— Девятого числа в семь вечера, — ответила я. — Дружка я с собой беру. Он будет меня защищать.

Костя кивнул. Пёс, хоть и мелкий пока, а уже рвётся защищать хозяев. Боевой растёт. Но шкодливый… Ему что тапки, что дорогие кожаные ботинки. И подушка — игрушка, и перья — снежинки. Так что две недели без зубастого демона — это, можно сказать, рай.

Собирали меня, как в последний путь. Новая палатка, новый спальный мешок, пенки, резиновые сапоги, консервы, собачий корм, термос, миски… И это ещё даже не половина. У меня сложилось ощущение, что Костя отправляет меня в Карелию на ПМЖ. Ну а на фига мне на две недели целый вагон вещей? Забыть что ли один чемодан дома? А то ребята посмотрят на меня, как на дурочку с переулочка.

В назначенный день Костя по списку проверял, всё ли я взяла. Заныканный мной в платяном шкафу чемодан с бесполезной, на мой взгляд, мелочёвкой, был найден и присоединён к остальному багажу. Вот ведь… незадача.

***

Атмосфера в нашем автобусе витала такая… особенная, предвещающая нездоровое веселье.

Саша, наш тренер, рассаживала всех по местам и подсказывала, куда закинуть багаж. Её кровожадная собачонка Боня надрывала глотку сидя в переноске.

Увидев, что я тоже взяла в поездку пса, Саша сначала закатила глаза, а потом рассмеялась.

— Если в этот раз твой собакен тяпнет меня за нос, то я так легко, как ты, не отделаюсь, — сказала она, припомнив, как её Боня год назад вцепилась мне в нос и проделала в нём дырочки для пирсинга.

— Не, — отмахнулась я, — Дружок у нас добрый, — а себе под нос тихонечко пробубнила: — но, вообще-то, не очень…

«Ваф!» — тявкнул мой щен, услышав, что говорят про него.

Ярик, наш глубоко ценимый (и зачастую гонимый) поэт и певец, сидел с вдохновлённым лицом. Видимо, готовил новую порцию песенок из народного фольклора.

Дима, Танин парень, в этот раз с нами не ехал. Моя подруга не пустила его, и он усиленно вкалывал аниматором в семейной пиццерии, копил на свадьбу, о которой мечтала Танюха. Эх, был пацан и нет пацана. Убыло в нашем полку.

Толик, который некогда пытался приударить за мной, уже свыкся с тем, что я окольцована, но всё ещё стеснялся смотреть в мою сторону.

«Ой, что-то будет», — профырчала моя филейка.