Царственная блудница - Елена Арсеньева Страница 3

– Притязания? – непомерно удивиласьЕлисавет. – Но у меня нет никаких притязаний!

В самом деле – о престоле она почти и немечтала. Лишь бы ее не трогали, не мешали жить так, как ей хочется, – набольшее она и не думала притязать!

– Это очень печально, ваше высочество, –сурово проговорил Нолькен. – Очень печально! У дочери вашего отцанепременно должны быть притязания, потому что именно вы – законная наследницапрестола. Вы должны взойти на него любым путем, и если надо – с помощьюкомплота.

– Комплота? – растерянно повторилаЕлисавет.

– Ну да! – нетерпеливо воскликнулНолькен. – Я хочу сказать, заговора!

Елизавета ошеломленно уставилась на Нолькена.Она не могла поверить своему счастью. Ей чудилась в этом предложении милостьнебес!

Однако очень вскоре Елисавет пришлосьспуститься с этих самых небес на землю. Нолькен обнажил, так сказать, своеестество: в смысле, показал восхищенной царевне... истинную причину заговора.

– Разумеется, – проговорил швед,прохладно улыбаясь, – вам придется нелегко. Сопротивление правительницы иее армии неизбежно. Поэтому, как только начнется переворот, Швеция введет вРоссию свои войска для поддержки вашего высочества.

Елисавет растерянно хлопнула глазами и хотеласказать, что, может, она и силами гвардейцев обойдется, однако Нолькенпродолжил:

– Взамен Швеция хотела бы получить – послевашего воцарения, разумеется! – все те земли, которые были завоеваны вашимотцом в ходе Северной войны: Лифляндию, Эстляндию, Ижорские земли, частьКарелии и Моонзундские острова.

Елисавет даже руками всплеснула. Ее восхищениерыцарственностью шведов резко пошло на убыль. Ничего себе рыцарственность! Даведь это сущая обираловка! Всего-навсего переиначить итоги Северной войны!Победы Петра Великого в этой войне превращали Россию в великую державу Европы,а после так называемой помощи шведов страна лишалась всего завоеванного! Да,Елисавет должна была дорого заплатить за свое воцарение.

Дорого? Не то слово! Цена показалась ей вовсенепомерна...

– Да ведь и ставка велика. Ваш престол. Вашавласть. Ваша жизнь, в конце концов! – убеждал Лесток, которому Елисавет незамедлила рассказать о требованиях Нолькена. Шведу же был дан обтекаемый ответ:«Мне надо подумать». Подумать и в самом деле было о чем. – Что вассмущает, я не пойму?! Вы и так получите под свою руку огромную, чрезмерноогромнейшую страну! Дай бог бы с ней управиться без всяких северных земель.

– Но ведь это завоевания моего отца, –изумленно взглянула на Лестока Елисавет. – Сколько крови за них пролито!Отец – идол души моей, я не могу предать его. А ты меня к этому толкаешь. Междутем кому, как не ему, обязан ты своим возвышением?

Вообще-то это была правда. Арман Лесток,служивший некогда всего лишь солдатским лекарем, понравился императору забойкость и был приближен к трону, а потом и поставлен в личные врачи Елисавет.

– Да кто тут говорит о предательстве? –несколько попятился француз, обиженный тем, что его заподозрили в чернойнеблагодарности. – Я предлагаю вам всего лишь совершить ловкий и хитрыйвольт. Пообещайте Нолькену все, чего он хочет, а потом... Потом скажете, что несможете исполнить обещание. Ничего не придется отдавать.

– Да надо мной хохотать в той же Европе станут!Ложь да хитрость на базаре хороши.

– А также и в политике, – резко ответилЛесток. – Обещание цесаревны, загнанной в угол, не имеющей никаких надежддостичь престола – а именно такой вас сейчас видит Европа! – и обещаниероссийской императрицы – это два разных обещания. Уверяю вас, что вам простятобман. Победителей не судят, а победительницей в этой игре окажетесь именно вы.

И все же Елисавет колебалась. Поэтому междуней и Лестоком подобные перепалки вспыхивали беспрестанно, ибо Нолькен требовалответа. И вот наконец доктор застал свою госпожу в состоянии крайнего уныния.Она с утра не вставала – об этом доложил Лестоку верный страж покоя цесаревныВасилий Чулков... иногда он исполнял при ней также и обязанности болееинтимного свойства, и в этом не было ничего удивительного, потому что этиобязанности чаще или реже приходилось исполнять почти всем мужчинам, бывшим наслужбе у цесаревны, в том числе в свое время (давно минувшее, кстати!) иЛестоку.

– ...Не вставала, и даже когда швед наведался,не поднялась, – сообщил Чулков. – Как лежала ее головушка наподушечке, так и лежала.

– И что же швед? – насторожился Лесток,вмиг смекнувший, что речь идет о Нолькене.

– Да что? – развел руками Чулков. –Потоптался в приемной – и отправился восвояси, несолоно хлебавши.

Лесток вспылил и ворвался в царевнинуопочивальню, готовый устроить скандал.

Тут он обнаружил, что положение, описанноеВасилием Чулковым, несколько изменилось.

Ну разумеется, он сорвался сначала, но послевзял себя в руки и придержал язык. Помолчал и, наконец, спросил хмуро:

– Отчего вы к Нолькену не вышли?

– А о чем мне с ним говорить? –огрызнулась цесаревна, медленно выпрастывая из-под одеяла ножку, спуская ее напол и шаря в поисках стоптанной туфельки. – Он ведь письменного обещанияот меня ждет.

– Какого письменного обещания? –озадачился было Лесток, но тут же сообразил, о чем идет речь. – Неужели?!.

– Да, подпишите, говорит, бумагу, что отнятыеземли воротите. Тогда все для вас сделаем, – горько вздохнулаЕлисавет. – Я ему говорю, как же, мол, я это сделаю, ведь меня тогда мойже народ проклянет. А он в ответ: народ ваш отходчив и забывчив, сами знаете.Поскольку отходчив, простит свою императрицу Елисавет Петровну. А посколькузабывчив, то скоро позабудет бедную принцессу Елисавет, кою под клобукмонашеский упрячут...

Она наконец отыскала туфельку и приняласьнашаривать вторую. Вторая, впрочем, не находилась, и Елисавет, заглядывая подкровать, в сердцах бурчала:

– Я ему говорю: тебе довольно одного моегослова быть должно, а он: никак нет, бумагу давайте подписанную, что Лифляндию,Эстляндию, Ижорские земли да Карельские и Моонзундские острова вновь нашибудут. Не то не видать вам нашей подмоги как своих ушей.

– Не видать, это точно, – сухо проговорилЛесток. – Я так понимаю, что ваше величество очень хочет расстаться и сэтой последней надеждою на получение престола.

Елисавет посмотрела на него с ненавистью и,подхватив с полу нашедшуюся туфельку, с такой яростью запустила ею в стену, чтопо всей комнате звон прошел от бревенчатых стен, едва замазанных дурной, тут жепосыпавшейся на пол штукатуркою.