Клуб первых жен - Оливия Голдсмит Страница 3

Но сейчас некогда было думать об этом. Нужно делать неотложные дела, и Анни приказала себе пошевеливаться. В великолепной, отделанной кафелем кухне она подошла к встроенному столу в углу у окна. Именно здесь она занималась литературными опытами. Она напечатала всего две книги коротких рассказов, одну как раз перед свадьбой, другую после, по обе задолго до того, как она стала матерью. Аарон и растущая семья положили конец ее писательству. Третья книга, по мнению Аарона, была недостаточно хороша для публикации. Возможно, он был прав. Все же она хранила рукопись.

Она открыла второй ящик стола и нашла большую телефонную книгу. На обложке был портрет Мери Кэссет, портрет матери и ее маленькой дочки. Анни вздохнула. Вдруг ей очень захотелось выпить чашку горячего, крепкого и очень сладкого Кофе. Она давно отказалась и от кофе, и от сахара, но сейчас такая слабость была допустима. И все же нет. Нельзя. Она поставила чайник и села за стол.

Прежде всего, конечно, она позвонит Бренде, своей лучшей подруге, в Нью-Йорк. Бренда была веселая, надежная и порядочная женщина. Правда, иногда она бывала немного жестокой. Все же Анни хотелось позвонить ей, чтобы почувствовать ее поддержку. Она взглянула на свои наручные золотые часики фирмы «Картье Пэнфер», которые никогда не снимала, – Анни побила знать точное время. Было почти без четверти семь. Звонить Бренде в это время было неудобно. Если Анни была жаворонком и вставала рано, то Бренда иногда спала до полудня. У них с Анни была договоренность, что Бренде нельзя звонить до одиннадцати. Но сегодня это правило теряло силу, Анни нажала одну цифру своего кнопочного телефона, которой автоматически вызывался номер Бренды, и услышала знакомый сигнал. Неудивительно, что прошло некоторое время, прежде чем на звонок ответили.

– Какого черта вам нужно? Кто это? – Голос Бренды, всегда хриплый в этот час, сейчас был настоящим рычанием.

– Это я. Сожалею, что разбудила, но…

– Ты еще не так пожалеешь. Да сколько, черт возьми, времени? Бог ты мой, Анни, сейчас нет еще и семи. Тебе повезло, что я спала весь предыдущий день.

– Бренда, я бы не стала тебя беспокоить по пустякам.

– Ты что, переживаешь из-за отъезда Сильви? Я просыпаюсь. Дело в этом?

– Нет, нет. Дело совсем не в этом. Умерла Синтия Гриффин.

– Кто?

– Синтия Гриффин. Помнишь, мать Карлы? – Сын Бренды, Топи, некоторое время был в классе Карлы в День страны.

– Черт-те что. Это, конечно, ужасно, когда кто-нибудь умирает, но я-то тут при чем? Зачем звонить мне в 6 утра?

– Похороны завтра утром.

– Господи, да отчего она умерла? Не от чумы ли? Почему они так торопятся ее закопать?

– Бренда, она убила себя. Это произошло дня два назад. Ее нашли только вчера. Я представляю, что за зрелище они увидели.

– Боже. – Бренда молчала несколько секунд. – Бог ты мой, и ведь она нашла мужество свести счеты с жизнью? Я удивлена. Она была такой холодной и неприступной стопроцентной американкой. – Анни вспомнила горькие слезы Синтии у себя на плече в больнице. Иногда Бренда была совершенно невыносима. Снобка наоборот, которая всегда прячет свои чувства за шуточками-прибауточками.

– Так ты пойдешь или нет?

– Конечно, я пойду. Где и когда?

– В десять. В Кемпбеллз. Бренда вновь застонала.

– Джилу не терпится поскорее ее похоронить, а?

– Я собираюсь позвонить Хадсону и попросить отвезти меня. Если хочешь, я заеду за тобой в девять.

Опять стоны.

– Господи, Анни, чтобы проехать десять улиц, даже в Манхэттене не требуется целый час. Да и город на этой неделе словно вымер. Все уехали на День памяти павших или в Хэмпгонз, или в Коннектикут. Кроме того, из аэропорта в Кемпбеллз нет вылетов. Давай лучше в десять. Мы опоздаем, как того требует мода. Анни вздохнула:

– Я заеду за тобой в девять тридцать. Не подведи. Ну все, пока. Мне нужно звонить другим.

– Кому?

– Джил попросил меня помочь оповестить некоторых людей.

– Ничто так не уменьшает количество прощающихся, как позднее предупреждение.

– Да вроде он к этому не стремился.

– Хочешь пари?

– В таких делах лучше не прибегать к пари.

– Аарону звонить будешь?

Анни почувствовала какое-то волнение в груди.

– Я об этом еще не думала. – Она помолчала. Ему, конечно, надо сказать. Он захочет прийти. Аарон всегда считал Синтию немного бесхарактерной, но она ему нравилась. Вообще-то Анни должна была увидеть своего бывшего мужа послезавтра, на церемонии выпуска в Гарварде. Она надеялась, что это будет чудесное время, что, может быть… Ей пришла в голову мысль позвонить ему сейчас же, но она испугалась, что к телефону подойдет другая женщина.

– Я позвоню ему сама, – предложила Бренда, почувствовав нерешительность Анни.

– Правда?

– Конечно. Разбудить это бревно в такую рань было бы просто удовольствием.

Бренда осуждала Аарона за то, что он оставил Анни, но Анни сама себе этого не позволяла. В глубине души она надеялась, что, может быть, несчастье с Синтией вновь сблизит их.

– Спасибо, Бренда. Увидимся завтра в половине десятого. Иди досыпай.

Она положила трубку и подошла к плите уменьшить огонь под чайником. Следующей надо бы позвонить Элиз, но она без всякого энтузиазма думала об этом звонке. А потом надо обзвонить всех остальных, чьи номера удастся обнаружить. Кроме того, необходимо упаковать вещи Сильви, не забыть зайти к ветеринару и взять транквилизаторы для кота. Надо будет выбрать одежду для выпускной церемонии и попросить Эрнесту собрать для нее сумку с необходимыми вещами. Потом надо подумать о похоронах. Придется обратить особое внимание на одежду. Ведь ее увидит Аарон. При этой мысли у нее вновь что-то встрепенулось в груди. Тщеславие, тщеславие. Как будто имеет какое-то значение, что на ней будет надето или как она будет выглядеть. Синтия умерла. Но все же… Она увидит Аарона. Возможно, поговорит с ним. Может быть, они вместе поплачут. О, Аарон, мне сейчас так нужно твое утешение. Но Аарон все еще злился на нее из-за Сильви, из-за того, что она ее отсылает в школу. И это несмотря на то, что сам он практически не видел девочку с тех нор, как ушел из семьи, не участвовал в ее воспитании, но тем не менее не хотел, чтобы ее отсылали в школу.

Анни взглянула на кухонный стол, аккуратно накрытый для завтрака. Она сю накрывала вечером, еще ничего не зная о гибели Синтии.

Анни вспомнила, что у нее в руках чайник. Она резко повернулась и грохнула чайник назад на плиту. С ожесточением открыв холодильник, она начала копаться в морозилке. Где-то там был фунт бразильского кофе французского помола, и она решила сварить себе чашечку – одно из немногих утешений для покинутой жены. В конце концов, сейчас она одна и никто не узнает о ее грехе.